— Почему? — хрипло спросил Раймон.

— Запросто могло бы и нас захватить. Высокочтимый, — повернулся мальчик к Мигелю, — нежить ушла в свою преисподнюю. Ручаюсь, больше сюрпризов не будет, — добавил Жан вдогонку Мигелю.

Вышедшие из оцепенения солдаты принялись сноровисто разбирать баррикаду, быстрее, пока не опомнились провансальцы!

Гвардейская конница неспешно вступала в крепость. Именно вступала, атакой это никак не назовёшь. Девятки и полусотни нарочито замедленно разворачивались в боевой порядок. «Серебряные Копья», девятки сотни прорыва, разумеется, в первом ряду. Роскошная форма, прекрасное вооружение, как-никак гвардейцы «Священной Сотни». Всё так же неторопливо спешивались стрелки с тяжёлыми длинными луками и знающие себе цену мастера-арбалетчики.

Провансальцы по-прежнему жались к стенам, лишь бы подальше от разрушенной цитадели. Насколько смог разглядеть Жан — мальчишка пристроился за Мигелем — кольчужники особо не реагировали даже на прямые приказы высокородных…

Наконец к чёткому строю гвардейцев — хоть сейчас в атаку! — приблизилось с полдесятка высокородных. Впереди герольд с золотисто-белым флажком на копье, значит, ещё на что-то надеются.

— Жозеф из рода Декри, сенешаль замка, — представился грузный немолодой рыцарь.

— Мигель из рода Фуэнтес, — холодно ответствовал арагонец.

— Что толку ходить вокруг, да около, — сенешаль безнадёжно махнул рукой. — Я с тринадцати лет в походах, но такого ещё не видывал. Даже мечей не скрестили! — на скулах рыцаря заходили желваки.

— Короче, — сухо отозвался Мигель.

— Что поделаешь, выбирать не приходится. Мои люди сложат оружие только на обычных условиях Арелата, — с усилием выдавил сенешаль.

— Пусть будет так, — Мигель согласно кивнул. — Ваши мечи, высокочтимый.

— Я говорил только о своих людях, — рыцарь опустил руку на меч. — Клянусь посохом Митры, я понятия не имел, что Джаннино знается с тёмными силами. А в итоге… Герцог распнёт меня на воротах и правильно сделает.

— Я с тобой, Жозеф, — заявил облачённый в каталонский доспех юноша с баронской цепью на шее. — Отныне и до погребального Пламени! Надо спасать то, что осталось от чести. Покажем зазнавшимся северянам, чего стоят настоящие рыцари.

И я с вами!.. — вмешался юный оруженосец, гораздо младше Вилье. — Маме только не говорите… обещай, Жозеф, что тебе стоит?

По рядам гвардейцев прокатилось удивлённо-уважительное перешёптыванье. Мигель вежливо поднял бровь.

— Мне кажется, герцог изрядно поторопился, когда посвятил тебя в рыцари. Если ты не в курсе, мы уже капитулировали. А с тобой, Анри, и разговаривать нечего. Давно пороли?! — обрушился сенешаль на стушевавшегося мальчишку. — Лучше бы мать пожалел, ты у неё последний. Отдавайте мечи и без глупостей, я дал слово.

Благородные с ворчанием положили клинки. Всхлипывающий Анри — непослушные слёзы так и текут по щекам — отдал оружие последним.

— Кто бросит мне вызов первым? — устало спросил Жозеф. Сенешаль уже изготовился к последнему бою — меч против меча и без всяких доспехов, как и подобает мужчинам.

Вперёд выступил Раймон.

— Я надеюсь оказаться последним. Бриони, Илье и Сухой Лог. И вдобавок Старый Перевоз, где я родился. Сразу четыре селения. Племя крепко помнит твой последний набег!

— Мальчик, ты сперва с моё повоюй, — сенешаль обнажил клинки. — Быть может Митра примет меня. Ангард!

К великому изумлению Жана, поединок не затянулся. То ли на шестом, то ли на седьмом выпаде, поди разбери, отточенный до бритвенной остроты меч Раймона вошёл в грудь сенешаля. Благородный явно искал смерти. Несколько удивлённый Раймон всё же отдал последний салют умирающему. Кем, кем, а трусом сенешаль не был.

К Раймону без промедления подскочил Анри.

— Разрешите, пожалуйста, высокочтимый… Он такого не заслужил, честно-честно, — жалобно заканючил оруженосец.

Рыцарь неохотно кивнул и передал мальчишке кинжал.

Анри опустился на колени, взял мизерикорд поудобней, и широкий кинжал Раймона пронзил горло умирающего. Сенешаль ушёл к воинственным предкам.

Растерявшие боевой дух кольчужники дружно складывали оружие, причём многие просили лишь об одном — разместить их подальше от цитадели.

— Всё… День, другой и уходим, — обратился к вассалам Раймон. — Благо добыча богатая, увезти бы самое ценное.

— На всё воля Единственной, — осторожно отозвался Жан.

— Здесь мы всё равно не удержимся.

— Я и говорю, на всё воля Единственной, — повторил Жан. Он слишком хорошо узнал Шарля, мальчишка и есть мальчишка, порой не лучше Анри!

— А-а-а, вот ты о чём… — Раймон почесал в затылке.

— Ну и как они там? — после паузы поинтересовался Шарль.

— Только-только показались в воротах и застыли как завороженные. Будто дракона разглядывают, честное слово! — Жан хихикнул. — Представляете, даже не ответили на приветствие. А лошадки-то смекалистей хозяев, впрочем, это дело обычное…

— Дай я гляну, — Великий пихнул Жана плечом.

— Вас могут заметить, — умоляюще протянул подросток.

— Ну и что с того? — отмахнулся Шарль. — Мало ли мальчишек в отряде?

Начальник ближней охраны только развёл руками в ответ на вопрошающий взгляд Жана, пускай мальчишка немного порезвится.

Шарль, наконец, отпихнул Жана — тоже мне старший, молоко на губах не обсохло — и выглянул из-за угла трапезной.

Первый шок миновал, и благородные с достоинством спешивались, поскольку умные скакуны ни под каким видом не соглашались приближаться к развалинам цитадели. Видавший виды бинокль и самодельная подзорная труба не единожды переходили из рук в руки. Высокородные, впрочем, следовали примеру гвардейцев и обходили остатки нижнего яруса по широкой дуге.

— Довольно ребячится, Великий, поиграли и хватит. — Шарль почувствовал на плече мощную ручищу Луи. Слуга-телохранитель мягко потянул ребёнка назад. — Вы что, соскучились по Валансу?

Шарль сверкнул глазами, положил было руку на меч, и неохотно поплелся к парадному входу.

В последующие четверть часа Луи умыл и причесал мальчика, а также заставил его переодеться с головы до ног. Разумеется в церемониальные одежды, чуть ли не сплошное серебряное шитьё. И кто только выдумал этот этикет, разве добрая кольчуга не лучше?!

Протесты и невнятные угрозы мальчишки во внимание не принимались. Жан принялся было поддакивать Шарлю, но слуга попросту выставил его за дверь.

В завершение Луи с поклоном передал серебряную цепь — символ верховной власти и дар Единственной. Цепь легла поверх мантии Великого Колдуна, как и подобает по этикету. Мальчишка в очередной раз продемонстрировал язык — вредина всё-таки этот Луи, разве нельзя умываться без мыла? — и стремительно выскользнул за порог, подальше от несносного ревнителя этикета.