— Нет! — наконец, опомнилась я и замахала руками. Прах удивленно вскинула брови. — Не надо его звать. Не надо. Пожалуйста.

— Боишься, что сделаешь ему больно? — догадалась беловласка. — Он сам должен всё понимать, если привел тебя сюда по своей воле. Нет тех, кто избежал бы участи быть обращенным. Или обращающимся.

— Сам догадается, когда я начну выглядеть совсем не так, как… не так, как я.

А как я буду выглядеть? У тех, кто в зверей обращается, хвост отрастает, уши, когти и всякие прочие, подобающие им, атрибуты. Ну а я? Сначала пыльца, потом лепестки, позеленею, как Шрэк, и всё? Цветик-белоцветик? Лети, лети, лепесток, через запад на восток?

— Будь по-твоему, — согласилась со мной хранительница. — Но Лис совсем не такой глупый, каким может показаться. Думаю, догадается он обо всем куда раньше, чем…

— Не важно, — мотнула головой. — Не важно. Мне бы только голову с утра прикрыть, пока воду грею и до бани иду. Не увидит пыльцу — и вопросов не возникнет.

— Предоставь это мне, — расплылся Заяц в улыбке. — К вечеру жди презент.

С этими словами парень ловко спрыгнул с печки, махнул нам рукой и был таков. Мы проводили его удивленными взглядами, а после, когда мы с Прахом наконец-то остались наедине, я могла задать ей один из тех вопросов, которые надумало мое больное сознание.

— Почему ты помогаешь мне?

— Почему? — кокетливо хлопая ресницами, переспросила она.

— Почему ты помогаешь мне, если меня сюда привел Лис? — подвела я ее к нужной мысли. — Лис, который тебе нравится.

Я рассчитывала на то, что девушка тут же начнет мило отпираться и скажет, что ничего подобного она не чувствует и с чего я вообще взяла такие душетрепещущие сведения, но она молча опустила глаза.

— Поэтому он к тебе не заглядывает? — продолжала я. Прах сморщила носик. — Ты ему призналась, а он отверг. И теперь ему стыдно. Просто я была когда-то в такой же ситуации. И даже не один раз, поэтому и решила… уточнить.

— Да, наверное, так, — грустно улыбнулась беловласка, не поднимая глаз. — Я воспитывала их всех, как собственных детей, но… к одному из них оказалась более снисходительна. И даже больше.

Мысли о лесных интригах хотя бы на некоторое время заняли собой тот внушительный пласт сознания, который отобрало проклятье. Но ни одно, ни другое, разумеется, не было мыслями светлыми. А одно противное чувство, до боли противное, закралось в душу. Ревность?

Вот еще что! Думать надо о том, как найти долбаную сумку, узнать имена и свалить из этого места. И никакие лесные интрижки не помешают мне свернуть с этого пути.

Лис, наглая ты рыжая лисья морда без стыда и без совести, а тебя, оказывается… любят.

Весь оставшийся день я бродила по лесу в поисках пресловутой сумки. Под каждый куст заглядывала, в каждое бревно и дупло. Меня вовсе не волновало, что передвигаюсь я без карты, но поиски всё равно были тщетными. Скорее всего, и на той самой тропе, по которой притащил меня Лис, я изучила всё вдоль и поперек. Ни одного намека. Да хоть бы помада где-нибудь брошена была и — находка, знак. Но ни сумки, ни помады, ни листков с именами. Ни-че-го.

Кажется, Прах оказалась права. Мир запрятал мою сумку так далеко и глубоко, что ее ни в жизнь не отыскать. Ни в эту, ни в следующую. Однако надежду терять не стоит. Надежда — это всё, что пока что удерживало меня от полного обращения, если верить словам Медведя. А если верить словам Зайца, то обращаться я буду стремительно и с этим уже ничего не поделать.

В нору я вернулась уставшая, измотанная до невозможности и морально, и физически. На нападки Лиса отреагировала безэмоционально. Просто прошла на чердак, забралась с ногами на кровать и уткнулась в коленки.

Конец ли это? Совсем не так я представляла свою дальнейшую жизнь. Да я ее вообще никак не представляла, а теперь появилась хоть какая-то определенность. Цветочек на тонком стебельке и на ромашковом поле. Кому бы поведала о таком — в дурдом засадили бы моментом.

Не знаю, сколько времени я провела в таком положении, но когда моих ушей достиг глухой стук, за окном уже начало смеркаться. Еще один стук.

Подняла голову и поняла, что в чердачное окошко один за другим летят камушки.

Что за непрошенный гость на ночь глядя? Или как раз-таки прошенный… Точно! Заяц ведь обещал заскочить и принести мне средство от всех проблем. Ну, может, не от всех… но от проблем с пыльцой точно.

Быстро слезла с кровати, забралась на стол, отпихнув вазу с увядающими цветами в сторону, и распахнула створки.

Да, так и есть. Стоит внизу, улыбается, ушками потряхивает. Милота да и только.

— Лови, Ромашка! — весело крикнул оборотень и подбросил в воздух… что-то. Что-то, что я умудрилась словить, не выпав при этом из окна.

Шляпка. Соломенная шляпка, аккуратно сплетенная и даже с белой ленточкой под цвет моего платья. Покрутила новый предмет лесного гардероба в руках, провела пальцами по тщательно переплетенному узору соломинок. Надела.

— Я сам сплел! — подсказал парень, и губы его расплылись в широкой улыбке. Такой детской и очаровательной, что я умилилась еще раз. Всю жизнь готова была на него умиляться, честное слово.

— Спасибо! — рассмеялась я в ответ.

А оборотень сложил ручки за спиной и застенчиво ножкой покрутил. Ох, мой мимиметр уже зашкаливает!

Но только я хотела сказать ему что-то еще, Заяц юркнул в кусты.

Удрал. Лиса почуял, что ли? Но Лис и так в норе, на первом этаже сидит и дуется на меня. Наверное. А, может, и на охоту ушел. Ай, не важно. Главное, что у меня теперь есть, чем пыльцу с утра скрыть. Рано или поздно, конечно, всё равно узнает, а пока стоит поберечь ранимое сердечко. Кто сказал, что оборотень не может быть ранимым? Очень даже может.

— Ромашка? — раздался отстраненный голос за моей спиной.

Резко обернулась, чтобы наткнуться на растерянный взгляд Лиса, чья мордочка выглядывала из щелочки приоткрытой чердачной двери, и весь мой триумф смыло… куда-то.

Что это еще за рояль в кустах? Внизу тебе не сиделось, прохвост? Ах, да как же так? Вся операция ради тебя была, а ты…

— Ты начала обращаться? — интонация всё такая же и название ей — предистеричная. — Да?

Я молчала. Только шляпку соломенную с головы сняла и прижала к груди. Словно щитом прикрылась, чтобы оборотень не поколебал струны моей души. Но, кажется, там уже что-то поколебалось. Одного взгляда на его лицо было достаточно.

— Сегодня утром, — ответила я.

Нет, ну а смысл теперь врать? Любопытный лисий нос везде сунется и разведает, что да как. Надо будет попросить Медведя замок на дверцу поставить. Навесной такой, амбарный, чтобы уж наверняка.

— А я должен был узнать об этом последний? — продолжал наседать Лис, и я опять не знала, что сказать. Но всё-таки сказала.