Так благодушно размышлял Шажков, шагая с зачехлённой гитарой в руке и с сумкой через плечо по Благовещенскому мосту в сторону Сенной площади. Там ждали друзья, ждала любящая его женщина, там была сцена, где скоро соберётся его публика.

Справа от моста, возвышаясь над особняками Английской набережной, стоял у причальной стенки большой круизный теплоход, белый, как кусок сахара. Стальные фермы моста подрагивали в такт движению автомобильного потока. Гул автомобилей не раздражал Шажкова (то ли ещё сегодня будет в клубе), да и бензиновые пары не били в нос: свежий ветер уносил их в сторону залива. Шажков чувствовал себя сейчас в гармонии с самим собой, с окружающими его людьми — знакомыми и незнакомыми — и со своим городом. Впрочем, с последним он был в гармонии всегда.

У входа в арку обшарпанного доходного дома к Шажкову присоединились несколько молодых людей и девушка, судя по обычной студенческой внешности не принадлежавшие ни к каким неформальным группам. Они поздоровались с Валентином и пошли рядом с ним вглубь питерских дворов. Один из них — высокий длинноволосый парень в джинсовом костюме (как вышедший из 70-х годов прошлого столетия) тактично предложил свою помощь, и Шажков отдал ему сумку, где лежали педали и шнуры для гитары, а также бутылка водки и закуска. Валентин видел этих ребят в первый раз, но он знал, что это его почитатели, и доверял им.

Впервые он столкнулся с такой своеобразной формой поддержки в студенческие годы, когда активно выступал с Фелинским и Никифоровым на разных площадках и друзьям приходилось самим организовывать доставку аппаратуры, в том числе таскать колонки и усилители. После нескольких выступлений в разных концах города Шажков заметил, что по приезде к месту очередного концерта их встречает группа парней и девчонок, которые, ни слова ни говоря, начинают помогать им носить аппаратуру, как правило, хватаясь за самое тяжёлое. Шажков с друзьями грешным делом подозревали плохое и сначала отгоняли непрошенных помощников. Те не обижались, но и не уходили, и если им давали что-нибудь сделать в порядке оказания помощи, делали это споро и быстро. То же повторялось и после окончания концертов. Люди в этих группах поддержки могли быть разные, но поведение их было всегда одинаковым. Они ничего не просили и часто вообще не разговаривали. Единственное желание — быть рядом и, если удастся, помочь чем-нибудь. Один раз, правда, они по собственной инициативе выступили в роли телохранителей, но это так, в порядке исключения. Валентин и его друзья постепенно прониклись доверием и уважением к этой категории поклонников — самых вменяемых из всех их фанов.

У двери клуба парень отдал Шажкову сумку. Сопровождавшая Валю компания, отойдя в сторонку, встала кружком и окуталась сизым сигаретным дымом. Во дворе тусовались ещё группки молодёжи из совсем ранних. Видно, Пташкины.

Тяжёлая дверь отворилась. Из заманчивой аквамариновой глубины коридора как из океана выплыла фигура Брика.

— Приветствую, маэстро, милости просим.

— Здравствуйте, босс.

Приятели спустились в подсвеченный синим цветом холл, прошли по узкому коридору на кухню и оттуда через незаметную дверь — в камерный VIP-зальчик, весь в дереве и коже. В центре зальчика стоял стол с разложенной закуской и бутылками со спиртным. Во главе стола сидела Софья Олейник в клетчатой ковбойской рубахе (какой Шажков на ней не видел), а по бокам — Фелинский с Никифоровым, оба в чёрных футболках с надписью «Primavera» и с любезными лицами, как два заказных соблазнителя, всем видом показывая, что их оторвали от светской беседы. Совушка поприветствовала Валентина рукой и указала на стул напротив. Фелинский продолжил прерванный анекдот.

У Шажкова и без того хорошее настроение стало зашкаливать, и он вместо приветствия радостно засмеялся.

— Прошу попробовать вот этот виски, — Брик благоговейно указал Шажкову на квадратную бутылку тёмного стекла, — восемнадцать лет выдержки.

— У меня в сумке ещё водка есть и закуска.

— Оставь на опохмелку. Здесь вчера бандюки гуляли отставные. Старые, в наколках все, сентиментальные. Не пили почти ничего. Так что угощайся.

На той стороне стола раздался взрыв смеха. К Валентину потянулись наполненные бокалы, он поднял свой, увидел Совушкину ободряющую улыбку и выпил всё до дна.

Третий бокал ячменного напитка ввёл Валентина в состояние транса. Он увидел окружающее как бы сверху и сквозь флер, и звуки стали доходить до него отдалёнными и приглушёнными. Вот Совушка благосклонно слушает эмоционально жестикулирующего Никифорова. Брик тянется через стол за бутылкой шампанского. Фелинский, надев очки, просматривает программу выступления.

Софья в ковбойской рубашке очень нравилась Шажкову. Но в тот вечер она демонстрировала некоторую отстранённость. Валентин знал, что, стоит ему подать сигнал, отстранённость исчезнет и Совушка может оказаться близко, очень близко. Настолько близко, насколько они этого захотят. Валя, однако, сигнала не подавал, и она понимала: сейчас нельзя. Всё — после.

Из воздуха родился мягкий звук, похожий на фортепианный аккорд. Алексей Брик быстро осушил свою рюмку.

— К нам пришли, — сказал он, приняв озабоченный вид, — я вас на время покину, господа. Не забудьте, что ещё надо выступать. Полагаю, через час начнём, — и исчез за дверью.

Слова Брика вернули Шажкова на землю: звуки снова стали четкими, туман спал с глаз. Открылась дверь, и вошли Пташка с Павлом, а через некоторое время вернулся и Алексей Брик.

— Публика собирается, — бодро отрапортовал он, — я организовал сортировку на входе. Нашёл волонтёров.

— Парень в джинсовом костюме среди них есть, с длинными волосами? — спросил Валентин.

— Так он и предложил помощь.

— Ну, это мои. Они не подведут.

— Посмотрим-посмотрим.

— Галя, — позвала Пташку Софья, — иди к нам. Валюша, позаботься о девушке.

— Ей можно налить? — тихо спросил Валя Павла.

— Только шампанское, — также тихо ответил продюсер-телохранитель.

Через некоторое время пришёл Коля Бен Ладен, выпил водки и надел принесённый с собой зелёный хирургический халат.

— Это сценический образ, — объяснил он.

Последним появился Николай Петрович Разгуляев в вельветовом пиджаке с бабочкой. Отказался от выпивки, объяснив, что «уже принял» и критически оглядел компанию.

— Сейчас пока надо приостановиться, ребята, — сказал он добродушно, — лучше потом после каждого номера по рюмочке.

— Да, мужики, кончаем, — строго произнёс Брик, — я пойду посмотрю, как там публика, а ты, Саша (обращаясь к Никифорову), будь другом, сходи с моим технарём, посмотрите аппаратуру. Свет ещё не забудьте проверить.

— Вот, начинается, — подумал Шажков, чувствуя приятное тепло в животе и лёгкий озноб в спине, — наконец-то!

В зале царило беспорядочное движение. Ровные ряды стульев, столь любезные взору Лёши Брика, были нарушены. Группы молодёжи ставили стулья кружками, часть отодвинули к стенам, несколько стульев валялись на полу и потом были подняты дежурным с красной повязкой на руке. У барной стойки народ толпился за пивом, выдававшимся в больших картонных стаканах.