Иногда его, впрочем, посещало беспокойство, не химера ли всё это. Что связывает его с этой тоненькой, но очень твердой в чём-то своём девчонкой с бесстрастным лицом, блуждающей, сводящей с ума улыбкой, и неповторимым, зовущим голосом? Куда зовёт? Античные сирены нежнейшими голосами заманивали мореплавателей на скалы, и те погибали, усеивая берег костями. Но Одиссей, как известно, не поддался искушению, проплыл мимо. И что же? Сирены бросились в море и превратились в утёсы.

— Этого ты хочешь? — спрашивал он себя, — чтобы она «превратилась в утёс»? Не хочешь. А что ж тогда? А вот что: ты боишься не справиться. Боишься, что она своей цельностью перешибёт твою мелкотравчатость, разворошит как кучу опавших листьев… И не будет тебя.

— Не получится, — отвечал он сам себе, — я сохранюсь, я буду бороться.

— Ну так сломаешь её, как игрушку, борец!

— Есть ещё вариант: слиться, стать единым существом.

— С твоим-то эгоизмом?

— Ну, если дело только в эгоизме, то уже лучше, — думал Валентин с облегчением. — Есть цель, найдём и средства.

Профессор Климов появился неожиданно и словами: «Привет, чего стоишь? Пошли, пошли!» вывел Шажкова из глубокого раздумья. Они поднялись в роскошном, украшенном в стиле арт-нуво лифте и постучали в дверь номера. Какое-то время за дверью шуршали и звякали, потом на пороге появился соискатель Чубаренко в белоснежной футболке и голубых спортивных штанах, спущенных под живот.

— Здравствуйте, проходите, располагайтесь, — улыбаясь, произнёс он, попятившись назад. — Сейчас я Марку Наумовичу позвоню.

Климов и Шажков прошли в изящную гостиную с высоким окном, выходившим на площадь и Мариинской дворец. Климов немного помедлил, но, видя, что Чубаренко звонит по мобильному телефону, дал Шажкову знак садиться и сам сел в кресло у окна.

— Сейчас, сейчас, Марк Наумович придёт, — меряя шагами комнату, повторял Чубаренко, — а вот и он.

Вошёл профессор Крейн в костюме и при галстуке.

— Разрешите представить (Климов и Шажков встали): профессор Марк Наумович Крейн, мой друг и коллега. А я — ваш покорный слуга Виктор Павлович Чубаренко.

Выдыхая лёгкий запах алкоголя, он протянул полную руку сначала Климову, потом Шажкову. Крейн стоял поодаль и выжидал, когда ему подать руку Климову. Наконец рукопожатие состоялось и все расселись вокруг журнального стола.

— Как провели вчерашний вечер? — с интересом спросил Климов.

— Отлично провели, — живо отреагировал Чубаренко, — погуляли у Невы, а потом, как и положено, отметили приезд в ресторане «Гоголь», здесь недалеко.

— Знаю, недавно открылся. Хороший ресторан.

— Отличный. Мы там, кроме всего, корюшки отведали.

— Корюшки? В ресторане?

— А что, по специальному рецепту. Мне и Карине понравилось. Под водочку как идёт! Что же, в Питер приехать и корюшки не попробовать?

— С лотков-то уже не продают, — умно поблёскивая глазами, вставил профессор Крейн.

— А, тогда всё правильно, — одобрил Климов, откинувшись на спинку кресла. — Ну-с, приступим к делу?

— Да, да, конечно, — подобрался в своём кресле Чубаренко, — вот, я принёс бумаги распечатанные, которые вы мне по электронной почте присылали.

— Хорошо, к бумагам мы ещё вернёмся, — профессор Климов на глазах превращался из добродушного дядюшки в уверенного в своей силе и в своём авторитете руководителя. Шажкова всегда восхищали такие превращения шефа. Сильное впечатление это произвело и на присутствующих. Чубаренко напрягся и замер. Крейн наклонил голову в полуулыбке и не скрывал восхищённого взгляда. Шажков знал, что шеф всё видит и контролирует. Он никогда не переигрывал.

— Хорошо, — повторил Климов, — сначала я хочу спросить вас вот что: привезли ли вы костюм?

— Конечно, — облегчённо выдохнул Чубаренко, — в шкафу в спальне висит.

— Надо сейчас надеть.

— Иди, Витя, надевай, — укоризненно посмотрев на соискателя, сказал профессор Крейн.

— Айн момент, — Чубаренко одним мощным движением вытолкнул себя из низкого кресла и быстро удалился в соседнюю комнату.

— У него все, что нужно, есть, и готовился он, — обратился Крейн к Климову и Шажкову, — Просто волнуется, знаете, как это бывает.

— Знаем, — уверенно подтвердил Климов, — сами волновались, да, Валентин Иванович?

Через некоторое время Чубаренко солидно вышел из спальни в добротной серой двойке, заслужив поощрительную улыбку Климова.

— А галстук? — покачал головой профессор Крейн.

— А что, нужен?

— Я ведь тебе говорил.

— Не вопрос, купим.

— Не суетись, я тебе свой дам, — сказал Крейн.

— Не надо. Купим галстук. Если с галстуком, то нормальный будет вид? — обратился Чубаренко к Шажкову.

— Отличный, — ответил Шажков.

— Погоди, отличный-то отличный, но не совсем, — задумчиво произнес профессор Климов. — Так, часы «Ролекс» — снять, запонки с бриллиантами — снять. Там на рукавах ещё пуговки должны быть, на них застегнуть можно.

Он встал и подошёл вплотную к Чубаренко: «Ещё цепь. Белое золото или платина?»

— Золото, — растерянно произнёс соискатель.

— Ладно, цепь можно оставить, под галстуком не видно.

— Снимем, снимем, — быстро проговорил профессор Крейн.

— Марк Наумович подтвердит, что профессура у нас бедная, — примирительным тоном произнёс Климов, — богатых не любит, так что не будем выпендриваться. Наша задача сейчас защититься.

Крейн закивал головой.

— А что, может не получиться? — спросил Чубаренко.

— Не волнуйтесь, всё будет хорошо. Мы-то на что? — вступил в разговор Шажков, поймав одобрительный взгляд шефа.

— Всё у тебя получится, Витя, — заверил Крейн. Скрипнула дверь, ведущая в спальню, и вышла Карина, прибранная, накрашенная, в джинсах и черной блузке.

— Кариша, закажи, пожалуйста, нам кофе с пирожными, — обратился к жене Чубаренко.

— Хорошо, я иду гулять и снизу закажу.

— Мне чай, — успел вставить Крейн.

— Ладно, — и женщина вышла из номера, прикрыв за собой дверь.

— Виктор Павлович, — обратился к Чубаренко профессор Климов, — я сейчас ухожу и оставляю вас с Валентином Ивановичем Шажковым. Он с вами будет работать столько, сколько потребуется, — Климов повернулся и подмигнул Валентину.

— Арсений Ильич, а чай? И я хотел вас с Валентином Ивановичем на обед сегодня пригласить.

— Спасибо, Виктор Павлович. Отобедаем ещё. Защититесь вот, и отобедаем.

— Понял.

— Вы меня не проводите?