А дед покривлялся и начал сам болезных врачевать: где травами, где снадобьем, которое сам неизвестно по каким рецептам готовил, но только подымал людей, на ноги ставил совсем пропащих. Умирающую дочку Пузырёва и его жену со смертного ложа поднял. Это уже совсем недавно было, но и раньше творил чудеса неслыханные. И откуда у него это всё явилось? Не знал никто, а спрашивать боялись и стеснялись. Дед Ефим крутой нрав имел, ни с кем особенно не общался, жены, друзей не имел. Всю жизнь прожил в одиночестве и сейчас один век доживает.

Так и отстал от него Полиэфт. Ефим же Упырёв совсем в отшельники подался и в народе получил прозвище «дед Упырь».

Между тем телегу колхозную тащил Полиэфт всё увереннее и увереннее. Набирал силу вместе с хозяйством. Бремя легче, когда его несёшь с покорностью.

Но новые заботы сменяли прежние, и были они по-новому угловаты, остры и тяжки, а над некоторыми корпеть не хватало одной его головы, чтобы справиться.

Непросто давалось Полиэфту место в обкоме. Пристраивал его туда сам Хан, бывший первый секретарь райкома партии, недавно внезапно и не ко времени скончавшийся. Полиэфту пришлось напрячься, прежде чем его членом обкома сделали. Икру и рыбу подвозил нужным людям, как раз пригодился смышлёный водитель Ефремка Тюньков. Глеб Зубов тоже помог своими дальновидными советами и городскими связями.

С негласного ведома Полиэфта держал Глеб «диких ловцов» подле колхозных тоней. Те тайком промышляли «краснуху» для Зубова по особым случаям. А Полиэфт помалкивал, покрывал.

В колхозе всего этого делать несподручно. Тут, что при промысле поймано, враз учёту подлежит и на рыбокомбинат отправляется до каждого килограмма, а с воды тайком добывать, пока рыба ничья, люди надёжные нужны. Упырёв по его просьбе раза два справлялся с поручением, а потом остерёг председателя, упёрся, речи пламенные завел, откуда что взялось. Воровать, мол, не стану, государство никогда не грабил, грех на душу не возьму. Вот на этой почве и пошли у Деньгова с бригадиром рыбаков разногласия, а потом и полная драчка. Собственно, драчки никакой не было; понял Полиэфт: не свернуть Ефима, а раз так, усугублять ситуацию не стал. Выдал ему вольную, зачем себе и старому помощнику нервы трепать, это до добра не доведёт, и так тяжба затянулась. Не отпускал он ещё Ефима и по той причине, что надежней и верней человека рядом у него не оставалось из старой гвардии, а на молодых кого ставить опасался. Тишка Жигунов тогда ещё не в счёт был…

Не было бы счастья, да несчастье, как говорится, помогло. Случилась беда с дочерью. Дашка повода для беспокойства родителям не давала, всё под столом бегала, на коленки ему лезла, росла тихо, незаметно, словно мышка, училась в школе и вдруг стала взрослой.

Он сделал для себя это открытие случайно. Во время одной из редких ссор с женой. В пылу гнева закричал на Настасью, не помня себя, и вдруг увидел дочь, вставшую между ними, её большие недетские глаза. И очнулся, словно облили из ведра.

А потом выпускные хлопоты. Колхоз организовал поездку учителей и старшеклассников на экскурсию в город. Однако Дашка рассудила по-взрослому: в первый год после школы поступать в институт не решилась, а на второй не захотела. Настасья доложила ему, что дочь от всех таит мечту о медицинском институте, но туда большой конкурс, отличников и тех «срезают», поэтому лучше ей поработать где-нибудь в больнице, поблизости. С мнением женщин он согласился и пристроил дочку в соседнем селе в больницу медсестрой, та к этому времени медицинские курсы успела закончить. После этого Дарья для него снова пропала из поля зрения, пока не случилось несчастье в гараже, где её чуть было не угробил лоботряс Жигунов.

За Тихоном Полиэфт Кондратьевич наблюдал не один год. Наслышан был о его знаменитом деде, хорошо знал его отца, своего ровесника. А когда за пацаном начал присматривать по просьбе матери Ефим Упырёв и взял того к себе в ватагу, возражать не стал, хотя тот ещё несовершеннолетним бегал.

Бедовый шалопай, оценивал мальчишку Полиэфт, но есть в нём хорошее зерно — на подлость не горазд. Правда, в народе слух идёт: злой, даже диковат, однако кулаки пускает по делу, не терпит несправедливости и любит верховодить. Юнец быстро закрепился среди взрослых мужиков, не давал себя в обиду, а дело ловецкое осваивал ловко. Только вот после армии Жигунова от воды и промысла как отрезало, забросил тот рыбацкую ватагу, работать попросился в гаражные мастерские. В тракторах и грузовиках разбирался и там прижился. И забыл бы о Тишке председатель колхоза, других хлопот полон рот, но, известное дело: деревенская жизнь, вечером за ужином жена все события за день лучше радио докладывает, обо всех известных и неизвестных действующих лицах поведает. А буйный нрав Тихона Жигунова и его страсть к спиртному враз снискали известность и принесли дурную славу. Он и до армии в драках всегда замечался, где что ни случись, его первым в мордобойстве обвиняли. В сельский клуб чужаки забегать к местным девкам не осмеливались, пока с ним миром заранее не договаривались. Не раз и не два перед участковым Камиевым Деньгов ломал шапку, спасая парня от пятнадцати суток, а то и от тюрьмы. Тишку жалеть ему особенно не в надобность, но мать его прибегала, в ногах валялась, — защити, Полиэфт, ради памяти мужа, Трифона. А балбеса, в армии отслужившего, разве перевоспитать? Только нервы и время тратить. Отправлял Тишку тогда Полиэфт Кондратьевич на дальние сенокосы, от клуба, пьянки, драк и бабьих соблазнов подальше. При всех этих конфликтах, казалось бы, сближающих Деньгова с Жигуновым, необыкновенно далеки они были друг от друга, непреодолимые препятствия разделяли их, и, уж конечно, ничего между ними не было и не могло быть общего. Но в ту страшную зимнюю ночь, когда беда ворвалась в дом Полиэфта, оказались они ближе некуда. Убить его готов был Полиэфт, стереть с земли, растоптать, в тюрьме сгноить хотел, пока Камиев ему рассказывал, как он Дарью в кабине его «москвича» бесчувственную нашёл. Так, в гневе ещё не остывший, велел Камиеву притащить к нему того негодяя. Зелёный ещё весь, в себя не совсем пришедший, но на ногах стоял Тишка твёрдо, кудлатую голову только повесил. Наорал на него Деньгов, замахнулся, готовый прибить, но что-то удержало. Сел дух перевести, сердце у самого схватило.

А потом к утру, когда врачи успокоили — дочь отошла, сел, обдумал всё, позвал Настасью. Той его затея в штыки поначалу была принята. И руками замахала, в безумстве его обвинила, в рёв пустилась. А он велел Камиеву ещё раз парня привести. Глянули: красавец бугай-то! Они и не замечали. Чем не жених? А что делать? Такого позора платком не укрыть, в ладошке не зажать. Бабы завтра по деревне разнесут. По району пойдёт сплетня. Придумают, понаплетут чёрт-те что, насочиняют того, чего и не было! До районных властей дойдёт!

Полиэфт Кондратьевич с Камиевым тут же переговорил, чтобы молчал тот о случившемся, сам к Каримову съездил, тот всё уразумел, бумагам хода не дал, а самого Камиева отправил учиться в город на курсы. И прямиком к свадьбе. Никто не перечил. Молодые как будто только этого решения и ждали. Дашка, как выздоровела и на ноги встала, так и засветилась, от отца новость встретив. Свадьбу тихую сыграли, Тихон к ним в дом перебрался, а весной тесть его к морю отправил на «огнёвки», где тот затерялся до поздней осени. Закрепил за ним рыбацкое звено и забыл.