Он включил воду и закрыл глаза, подставляя под нее лицо – это сразу вызвало волну расслабления. Он наклонился так, чтобы его голова вся оказалась под водой, сделал глубокий вдох, досчитал до десяти и выдохнул.

И услышал крик Каллы.

Приехали копы? Журналисты? Родинка?

Он, голый и мокрый, вбежал в спальню и увидел Каллу, размахивающую розовым электрошокером Гоголя в его направлении.

– Ох! – воскликнул Джаспер. Может, она догадалась, что он Спаситель Дельфинов, и намерена его шантажировать? Эта мысль чуть не заставила его застонать от огорчения, поскольку даже фантазия о том, что его шантажирует красивая женщина, женщина с ягодицами, достойными всех подношений, какие только можно найти в материальном мире, больше его ни капли не возбуждала. Что бы вчера ни случилось в воде, это его сломало.

– И зачем шокер? – спросил он наконец. Прозвучало раздраженно, но Джаспер ничего не мог с этим поделать. Он почти хотел, чтобы она ударила его током: боль сразу дала бы ему возможность сосредоточиться на чем-то другом. Может быть, если бы удар тока пришелся в пах, Джаспера выбило бы обратно в нормальное состояние. Электротерапия вроде бы считается лекарством. Он прикрыл свои гениталии руками.

– Клянусь богом, – закричала Калла. – Еще одно движение, и я тебя шарахну!

«И отлично, – хотел он сказать. – Я не уверен, что смогу когда-нибудь заняться сексом с человеком, а я этим зарабатывал на жизнь. Ты – одна из немногих, кто может меня понять, учитывая твою профессию. Но здесь есть несколько отличий. Раз ты пришла сюда с оружием, значит, твоя работа не такая приятная, как моя. В том, чем я занимаюсь, мне нравится абсолютно все. Иногда чувство вины становится достаточно сильным, чтобы вызывать раздражение, но, если честно, даже чувство вины идет на пользу моему эго, потому что если бы я не был хорош в том, что делаю, у меня не было бы повода чувствовать себя виноватым. Понимаешь теперь? Моя жизнь сломана; это связано с дельфином, мне пришлось сбрить волосы, чтобы избежать преследования моих прошлых любовниц, и все это случилось только потому, что у всех есть мобильные телефоны и прибамбасы с гребаными камерами. Я лишился смысла жизни. Это точно. Так что прости, но у меня не будут поджиматься яйца, сколько бы ты мне ни угрожала. У меня не осталось ничего, что имело бы для меня значение».

– Кроме денег! – понял вдруг Джаспер.

– Ты решила меня ограбить? – спросил он, – Кроме того, что я тебе заплатил, когда ты приехала, у меня ничего нет. Я открою сейф, и ты сама убедишься.

У него было намного больше денег, но они лежали не в сейфе.

– Я нашла сумку с твоими трофеями, ты, псих! – выкрикнула она и пнула бумажный пакет из-под гамбургеров на вынос, в котором лежали обстриженные волосы Джаспера.

– А, это, – сказал Джаспер. Как лучше все объяснить? Ему хотелось сказать, что никто не станет выбрасывать в мусор вырезанную почку. Его волосы, вывалившиеся из пакета, выглядели так, словно в любой момент могли ожить. Джаспер всегда представлял, что, если он избавится от них, они, оставшись одни, будут медленно ползать по земле, как осьминог, сбитые с толку, но полные решимости вернуться к нему. Он воображал, как однажды дождливым вечером в квартире новой жертвы волосы его найдут: он и его пассия сидят на кожаном диване, пьют при свечах вино и вот-вот поцелуются, потому что он только что признался в любви. Затем вспышка света, женщина смотрит в окно и начинает кричать: масса волос ползет вверх по стеклу и повисает, удерживаемая с обеих сторон двумя усиками-прядями. Когда женщина бросится на кухню, чтобы позвонить 911, Джаспер, понявший, что это вернулась его прежняя прическа, откроет дверь. Правда, увлекшись, Джаспер забыл, что у него уже появилась замена: уже отрасли новые. И когда прежние волосы, проползшие через адские слои мусора и преодолевшие бесчисленные тяготы, чтобы вернуться на голову Джаспера и снова царствовать, сквозь дождь увидят новую прическу, их нельзя будет обвинить в том, что они дико завизжат, прыгнут на Джаспера и вцепятся ему в лицо, стремясь вырвать новые волосы. Они не поймут, что их мокрое тело закроет Джасперу нос и рот, пока они будут воевать с его новой шевелюрой, и не почувствуют, что Джаспер упал на землю. Когда он наконец окажется лысым (у новых волос, мягких, как оливковое масло, не будет ни единого шанса против жилистых прядей, мышцы которых закалены ползаньем по каменистым дорогам в поисках прежнего хозяина), когда волосы наконец снова заберутся на его голову, они почувствуют такое облегчение, оказавшись дома, что заметят, что Джаспер умер, только когда их похоронят заживо.

Этого нельзя было допустить. Джаспер всегда увлекался научной фантастикой – разумеется, фильмами, а не книгами – и ее связями со сверхъестественным. Он не был окончательно уверен, верит ли он в призраков, инопланетян или даже в бога, но зачем провоцировать потустороннее за тобой охотиться? Вот что может случиться, если волосы выкинуть. Останки его гривы следовало предать огню, чтобы их очищенная пламенем душа высвободилась и отправилась на тот свет. Пепел Джаспер высыпал бы в бутылку шампуня – кроме небольшой части, которую поместил бы в бриллиант или в другой драгоценный камень. Для этой цели можно было найти заложенное выпускное кольцо какого-нибудь престижного колледжа.

Однако все это вряд ли удалось бы объяснить Калле.

Стоп. Почему она вообще подошла к пакету? Она хотела его украсть?

– Не трогай их! – крикнул Джаспер; он протянул руку, и Калла, защищаясь, отшвырнула пакет в угол. Джаспер бросился следом, схватил его и прижал к груди. Его руки обхватили бумажный пакет – куда сильнее, чем следовало стискивать мешок с волосами.

Джаспер почувствовал, как его спина изогнулась дугой над источником боли, почувствовал, что дрожит. Боль в центре спины прогрызала себе путь сквозь его тело; он опустил глаза и посмотрел на собственную грудь, ожидая увидеть торчащий из нее наконечник копья или что-то в этом роде, но он знал, что его не пронзили насквозь. Просто ударили электрошоком.

– Наш эротический сеанс окончен, – крикнула Калла. – Я не слишком люблю копов, но я буду рукоплескать, когда они тебя схватят. Уверена, они дали тебе какое-то прозвище, из-за которого ты считаешь себя крутым ублюдком. Охотник за сияющими скальпами, например. Твоя песенка спета, можешь мне поверить.

– Это мои волосы, – наконец выдавил он.

– Нет. Волосы не мужские, – сказала Калла.

Если отбросить гендерные предубеждения, комплимент ему польстил. Джаспер даже смог улыбнуться на миллисекунду, прежде чем взвыть от очередного пронзающего насквозь разряда.

Хейзел вопила во весь голос, умоляя отпустить ее руку, как будто на нее набросилась лысая собака с огромными сиськами; она стащила куклу с кровати и пинала, била ее головой о стену, потом попыталась нейтрализовать еще несколькими способами, каждый из которых был совершенно нелогично рассчитан на то, что Диана способна чувствовать боль или потерять сознание. Затем Хейзел решила разбить голову куклы о край тумбочки, как копилку, но Диана, судя по всему, была несокрушима. Тут до Хейзел дошло, что создатели Дианы специально спроектировали ее так, чтобы она могла сносить побои, и в эту секунду Хейзел преисполнилась жалостью к человечеству. «И что это говорит о тебе, человечество, – подумала Хейзел, – тебя жалеет взрослая женщина, чья рука застряла в горле секс-куклы престарелого отца?» Так себе характеристика, надо сказать.