Ранним утром личный вертолёт шахматного президента взлетел в направлении Башни Чесе. Бессонная ночь в ожидании возвращения из степи поисковой экспедиции, разыскивавшей Принца Джамиля, дала о себе знать. Сапсан заснул в тот же момент, как сел в кресло. При бесконечной перелётной жизни он так привык спать в полете под рокот моторов и при воздушной болтанке, что стал с трудом засыпать в обычной кровати. А потому старался нигде подолгу не задерживаться. Летал и летал по миру, нигде не цепляясь за место. Так раньше кочевали по степям его предки.

Но проспать до посадки ему было не суждено. Не успел он дойти до глубокой фазы сна, как почувствовал, что его окликают. Сидевший рядом Принц Джамиль возбуждённо хлопал по иллюминатору ладонью и предлагал Сапсану тоже посмотреть. Любоженов посмотрел в иллюминатор на бескрайнюю выжженную степь, рельефную при восходящем солнце, окрашивающем всё в красноватые тона. Вверху виднелся круглый край чего-то переливчатого, постоянно меняющего цвета.

– Сапсан, смотрите, что это?

– Тарелка, – проморгавши ото сна, сообщил Любоженов.

– Какая тарелка?

– С Сириуса. То есть не с самого Сириуса, а с одной из его планет. Инопланетяне. У них утренний облёт. Горячие точки мониторят.

Джамиль быстро достал из нагрудного кармана айфон и стал выбирать ракурс, с которого тарелка была бы лучше видна.

– Не стоит, Принц. Они этого не любят, – упредил его намерения Сапсан.

– Я только один раз. Отцу показать. Он в них не верит. А про те тарелки, которые засняли в небе над Меккой говорит, что это были пылинки в объективе.

– Высокочтимый Принц-отец в них верит. Просто он их называет по-другому. Для него они – ангелы. И люди не должны их видеть, а тем более фотографировать.

Джамиль с сожалением убрал айфон.

– Скажите, Сапсан, а вы откуда всё это знаете?

– Я с ними общался. Был на тарелке.

– А почему вы решили, что ваши инопланетяне и наши ангелы – это одно и тоже?

– Мне Пророк сказал.

– Какой Пророк? – встревожился Джамиль.

– Последний.

– А вы и с ним общались? – почти угрожающе спросил Джамиль.

– Опосредованно. И с ним, и с Христом, и с Моисеем. Через Вангу.

– Через кого?

– Слепую болгарскую прорицательницу. Я через неё задавал им вопросы, а они мне отвечали.

– А что ещё сказал Пророк, да благословит его Аллах и приветствует?

– Объяснил мне, что такое Истина.

– И что такое Истина?

– Истина – это то, во что ты веришь.

– Пророк не мог так сказать. Ислам не предполагает плюрализма мнений.

– Так мне передали его слова.

– Их исказили, – твёрдо заверил Джамиль.

– Не буду спорить. Вам виднее, уважаемый Принц. Уверен, вы знаете это лучше меня. Я просто отвечал на ваш вопрос.

– А тарелка красивая, – Принц прильнул к иллюминатору, чтобы лучше рассмотреть объект.

– Хотели бы вы увидеть её изнутри?

– Нет, нет. Земной человек не должен входить в контакт с ангелами.

– Но я ведь вхожу.

– Есть мнение, что вы – не от мира сего. Вам, наверное, позволительно.

– А что не позволяет вам?

– Установки. Скажите, уважаемый Сапсан, если вам известно, а с какой целью инопланетяне мониторят горячие точки?

– Пытаются постичь причины и природу человеческой саморазрушительности. Во всяком случае, так я понял из тех вопросов, которые они мне задавали.

– И какие версии они выдвигают?

– Разные. К единому мнению они пока не пришли.

– Тарелка исчезла, – с сожалением констатировал Джамиль.

– Вернее сказать – стала невидима человеческому глазу, ушла в параллель. – уточнил Сапсан. – Сами понимаете, зрительный наш аппарат далёк от природного совершенства. У стрекоз куда лучше. Или у кошек. Кошки видят параллельных. Не то что мы с вами.

– Недаром Пророк, да благословит его Аллах и приветствует, однажды отрезал рукав своего одеяния, только чтобы не потревожить кошку, спящую на нем.

– В Японии вообще есть храм кошек – поддержал тему Любоженов.

– Ну, это уж слишком! Разве можно поклоняться низшим тварям?!

– Ничем не хотел задеть вас, уважаемый Принц. Просто к слову пришлось. Давайте лучше обсудим предстоящую церемонию награждения. Чтобы нигде не войти в противоречие с шариатскими законами и традициями королевства.

– Я думаю, лучше всего будет, если мужчин на церемонию не допустят, кроме родственников, то есть меня и Абдуллы.

– Уважаемый Принц, но кроме золотой медалистки будут ещё две, и они могут возражать против такой дискриминации. И пресса будет тоже протестовать.

– Чем дольше я живу, уважаемый Сапсан, тем больше я убеждаюсь в мудрости нашего короля, да продлит Всевышний его годы. У нас женщины не имеют возможности возражать, а пресса опасается протестовать.

– Да, это серьёзно облегчает процесс управления. Так что будем делать в нашей ситуации?

– Хорошо, пусть церемония будет открытой. Но медаль Принцессе пусть вручает женщина.

– Однако по регламенту, уважаемый Принц, медаль вручает главный арбитр. А главный арбитр у нас мужчина.

– Пусть заболеет на время церемонии. А заместитель-женщина у него есть?

– Нет, заместитель у него тоже мужчина.

– А где же ваше хвалёное равенство полов, уважаемый Сапсан?

– Строго между нами, высокочтимый Принц, я – сторонник патриархата. Поэтому места верховных арбитров у нас до сих пор остаются за мужчинами.

– Хорошо. Тогда пусть главный судья передаст медаль на блюде, чтобы не было соприкосновения рук.

– А Принцесса сможет сама надеть её себе на шею? Не запутается в хиджабе?

– Хорошо. Пусть ассистентка-женщина наденет медаль Принцессе на шею. Есть у вас ассистентка-женщина?

– Найдём. А какой вы хотели бы видеть ассистентку?

– Что вы имеете в виду?

– Молодой или старой, привлекательной или не очень, ну и в смысле одежды…

– Незапоминающейся. И скромно одетой.

– Вас понял. Найдём. Ещё какие-нибудь пожелания будут?

– Побыстрее всё завершить.

– Постараемся. Сегодня сыграем полуфинал, завтра финал, и вечером – церемония закрытия. А в ночь можно уже и улететь.

Принц Джамиль прикрыл глаза и замолчал. Он думал о том, что скоро вернётся домой, увидит жён и детей, а потом, ближе к ночи, сядет на джип и поедет с любимой младшей женой в пустыню, где к его приезду уже разобьют палатки и целиком зажарят молодого верблюжонка, и искры бедуинского костра будут улетать в чёрное небо, и от его жара будет гореть лицо, а по спине будет тянуть прохладой ночной пустыни. И он будет вести неспешные беседы с бедуинами за чашечкой зелёного кофе, а в палатке будет терпеливо дожидаться его прихода жена.