Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Живот утюжком, – отметил заправщик. – Определенно парень.
– Живот утюжком, – объявила библиотекарша. – Будет девочка.
– Дети – это от Бога, – сказал на той же неделе священник, проходя мимо Элизабет, сидящей в одиночестве у странного надгробья. – Хвала Господу нашему!
– Ребенок – не от Бога, – возразила Элизабет, указывая на новую могильную плиту. – Ребенок от Кальвина.
Дождавшись, пока священник уйдет, она склонилась и провела пальцем по элегантной надписи, высеченной на могильном камне:
– В качестве компенсации, – сказали ей в кладбищенской конторе, – мы не просто выделим вам новый камень, но и проследим, чтобы на этот раз текст уместился полностью.
Однако Элизабет решила не связываться больше с Марком Аврелием, а выбрала химический отклик, сулящий радость. Никто, конечно, ничего не понял, но после всех ее переживаний спорить тоже никто не стал.
– Я все же обращусь к кому-нибудь вот по этому поводу, Кальвин, – сказала она, показывая на живот. – Например, к доктору Мейсону, гребцу, который посадил меня в мужскую восьмерку. Помнишь? – Элизабет впилась глазами в надпись, как будто ожидала ответа.
Через двадцать пять минут, нажав на кнопку в тесной кабине лифта, куда втиснулся еще один пассажир – тучный мужчина в соломенной шляпе, она приготовилась услышать очередной непрошеный совет. Ну и конечно, этот тип тут же положил руку ей на живот, как на экспонат в интерактивном музее естествознания.
– Ясное дело: кушать за двоих приятно, – заговорил он, похлопывая Элизабет по животу, – надо только помнить, что один из этих двоих – совсем еще кроха!
– Уберите руку, – сказала она, – или пеняйте на себя.
– Бада-бада-бада! – пропел он, выстукивая ритм на ее животе, как на барабане бонго.
– Бада-бада-бум! – подхватила Элизабет и наотмашь ударила его в пах своей сумкой, в которой лежала только что купленная мраморная ступка из магазина «Все для химических опытов».
Задохнувшись, попутчик согнулся пополам от боли. Дверцы лифта скользнули в стороны.
– Всего вам самого наихудшего, – сказала Элизабет.
Идя через холл, она чуть не налетела на двухметрового аиста в бифокальных очках и бейсболке. С клюва свисали два запеленатых кулечка: голубой и розовый.
– Элизабет Зотт, – представилась она, обогнув аиста и подойдя к окну регистратуры. – Я к доктору Мейсону.
– Вы опоздали, – холодно сказала женщина-администратор.
– Я пришла на пять минут раньше, – посмотрев на часы, возразила Элизабет.
– Надо вначале заполнить бланк, – продолжала администратор, вручая Элизабет конторскую доску с зажимом. – Место работы мужа. Телефон мужа. Страховой полис мужа. Возраст мужа. Номер банковского счета мужа.
– Разве у вас мужья рожают? – возмутилась Элизабет.
– Пятый кабинет, – сказала администратор. – Вот туда по коридору, вторая дверь налево. Там разденьтесь. Накиньте халат. Заполните бланк полностью.
– Пятый кабинет, – повторила Элизабет, не выпуская из рук доску с зажимом. – Только один вопрос: зачем тут аист?
– То есть?
– Ну этот ваш аист. Что он делает в женской консультации? Вы как будто поощряете конкуренцию.
– Он призван создавать приятную атмосферу, – объяснила администратор. – Кабинет номер пять.
– Раз все ваши пациентки на сто процентов уверены, что аист не облегчит им тяжесть родов, – продолжила Элизабет, – зачем поддерживать миф?
– Доктор Мейсон, – обратилась администратор к подошедшему человеку в белом халате, – это ваша пациентка на шестнадцать часов, она опоздала на прием. Я пыталась перенаправить ее в пятый кабинет.
– Нет, я не опоздала, – возразила Элизабет. – Я пришла точно к назначенному времени. – Она повернулась к доктору. – Доктор Мейсон, вы, наверное, меня не помните…
– Вы – жена Кальвина Эванса, – удивленно сказал он и понизил голос, – ох, простите – вдова.
Доктор помедлил, не зная, что еще добавить.
– Очень сочувствую вашему горю, миссис Эванс, – наконец произнес он, взял ее руки в ладони и слегка встряхнул, будто бы смешал небольшую порцию коктейля. – Ваш муж был прекрасным человеком и отличным гребцом.
– На самом деле я – мисс Элизабет Зотт, – уточнила Элизабет, – мы с Кальвином не были женаты.
Она помолчала, ожидая, что администраторша ее осудит, а врач и вовсе отправит восвояси, но вместо этого доктор убрал ручку в нагрудный карман халата, взял Элизабет под руку и повел через холл.
– Помните, как вы с Эвансом несколько раз гребли в моей восьмерке? Последний раз месяцев семь тому назад. Хорошо гребли! Но потом я вас больше не видел. Почему?
Она удивленно подняла глаза.
– Ох, виноват, – поспешно извинился доктор Мейсон. – Простите, не подумал. Ведь Эванс умер, еще раз прошу меня извинить.
Смущенно качая головой, он распахнул дверь в пятый кабинет:
– Входите, пожалуйста. – Он указал на стул. – А вы по-прежнему занимаетесь греблей? Господи, что я несу. Конечно нет, в вашем-то положении. – Он взял ее за руки и повернул их ладонями кверху. – Однако это странно. У вас остались мозоли.
– Я упражняюсь на эрге.
– Боже правый!
– Разве это плохо? Кальвин соорудил домашний эрг.
– Зачем?
– Просто сделал своими руками, вот и все, это ведь нормально, как вы считаете?
– Да, наверное. Правда, я никогда не слышал о пользе эрга для беременных женщин. Хотя сейчас мне подумалось, что это неплохая подготовка к родам. Особенно для того, как мне кажется, чтобы привыкнуть к мучениям. Вернее, к мучениям и боли.
Но тут до него дошло, что после смерти Эванса боль и муки стали константой ее жизни; он отвернулся, чтобы не выдать свой конфуз от очередного ляпа.
– Ну что ж, давайте посмотрим, как у нас дела, – мягко сказал он, указывая на гинекологическое кресло. Потом закрыл дверь и подождал за ширмой, пока Элизабет надевала халат.
Осмотр был коротким, но тщательным и перемежался расспросами про ритмы сердца и тошноту. Не испытывает ли она трудностей со сном? Регулярно ли шевелится ребенок? Если да, то с какого времени? И наконец, самый серьезный вопрос: почему она так долго тянула с обращением к врачу? Уже давно третий триместр!
– Работа, – объяснила Элизабет.
Соврала. На самом деле она тихо надеялась, что беременность как-нибудь сама о себе позаботится. А то и рассосется, как иногда бывает. В пятидесятые годы аборт вообще не рассматривался. Равно как и материнство, не освященное браком.
– Вы тоже ученый, да? – спросил он откуда-то от другого конца ее тела.
– Да.
– И вас оставили работать в Гастингсе. Там царят более передовые взгляды, чем я думал.
– Да нет, не оставили. Я фрилансер.
– Ученый-фрилансер? Никогда о таком не слыхал. И как получается?
– Так себе, – вздохнула она.
Отметив для себя тон Элизабет, доктор в нескольких местах простукал ее живот, как дыню, и поспешил свернуть осмотр.
– Похоже, тут полный порядок. – Он принялся снимать перчатки. А потом, не дождавшись от нее ни улыбки, ни ответа, негромко добавил: – Во всяком случае, с ребенком. Представляю, какие у вас огромные трудности.
Впервые за все время кто-то признал, как ей достается; у Элизабет перехватило горло. На глаза навернулись слезы.
– Извините, – приглушенно сказал он, вглядываясь в ее лицо, как метеоролог наблюдает за приближением бури. – Знайте, пожалуйста, что вы всегда можете побеседовать со мной по любому вопросу. Как принято у гребцов. На сугубо конфиденциальной основе.
Элизабет отвела глаза. Этот человек фактически был ей чужим. И хуже того, она сомневалась, что, невзирая на всю свою любезность, он проникнется ее настроениями. Она привыкла считать, что в целом мире не сыщется другой женщины, которая приняла бы сознательное решение остаться бездетной.
– Если совсем честно, – заговорила она хриплым от стыда голосом, – мне кажется, я не справлюсь. Материнство не входило в мои планы.
– Не все женщины мечтают о материнстве, – к ее удивлению, подтвердил он. – И более того, не каждая женщина достойна стать матерью. – Врач поморщился: видимо, его опыт подсказывал конкретные примеры. – Я до сих пор удивляюсь, что женщины по большей части выбирают для себя материнство, зная о подводных камнях беременности, таких