– А откуда вы знали, что меня надо везти к Джасу Джонски? – ляпнула я, не успев подумать.

– Дура, ты сама сказала, – ответил преподобный.

– Я сказала? Я не помню.

– Ты все время твердила, «Джас Джонски, Джас Джонски», и я сказал себе, это приятель Уинкла, что работает у мистера Хикса. И я сделал одолжение. Ты была совсем плоха.

Вернулся смущенный Уинкл-младший, зардевшийся, как осеннее яблоко.

– А моего мула не было поблизости на дороге?

– Был.

– А в кобуре не было винтовки «спенсер»?

– Была.

– Скажите, пожалуйста, а вы не знаете, где она может быть сейчас?

– Я ее забрал в счет уплаты.

– Вы забрали винтовку Теннисона? Разве вы не священник?

– Ты про Теннисона Бугеро? Который, по всей вероятности, застрелил Тэка Петри?

– Это не он застрелил Тэка Петри.

– А ты почем знаешь?

– Я была при этом.

– Так, может, это ты его застрелила? – Я промолчала, и он расхохотался. – Если б я знал, что ты связана с этим делом, я бы тебя не к Джасу Джонски повез, о нет.

Ох, разговор пошел не туда и вообще ни в одном из направлений, на которые я надеялась. Во-первых, оказалось, что Уинклов двое, – уже достаточно, чтобы сбить с толку. А теперь Уинкл-старший еще и ухватился за имя Теннисона. А если Теннисона избил Аврелий Литллфэр – а так оно и есть, согласно вот этому самому свидетелю, – потому ли, что знал об унижении Джаса Джонски, или желая расквитаться за старое, раз уж виновник попался под руку, или просто за то, что Теннисон вольноотпущенник, – сейчас передо мной сидит закадычный дружок Аврелия Литтлфэра. Я остро ощущала огромную опасность. Неужели я думала, что просто войду сюда и мне вручат винтовку со словами «спасибо» и «до свидания»? Похоже на то. Особенно если учесть: я думала, что в деле замешан только хилый мальчишка.

– Отдайте ружье! – вскричала я.

Он опять засмеялся:

– Барышня, его здесь нет. Я его продал. Заку. Я все продаю.

И он широко взмахнул правой рукой, одновременно мотнув головой в другую сторону, чтобы показать абсолютную пустоту комнаты.

Младший Уинкл переводил взгляд с отца на меня и снова на отца.

– Папа, что велишь делать?

– Хватай ее, сынок! – ответил преподобный.

Но чтобы схватить Винону Коул, нужна большая резвость! Я отскочила от двери и соскользнула вниз по лестнице. Может, мои ноги и касались ступеней, но я этого не чуяла. Я выбежала на улицу и помчалась не останавливаясь. Я не знала, который Уинкл Кинг – раб спиртного, как выразился полковник, но, скорее всего, оба, поскольку ни один из них за мной не погнался. Но из осторожности я все равно бежала, пока не начала задыхаться.

В книге Блэкстоуна, принадлежащей законнику Бриско, говорилось, что вернуть себе вещь, которую у тебя украли, не преступление, если ты при этом не нарушаешь закон. Я бы с удовольствием нарушила закон, чтобы отобрать ружье у хилой парочки Уинклов. Я бы с радостью пристрелила их. Содрала бы с них шкуру. Впрочем, преподобный по неведению оказал мне услугу. Но, судя по всему, еще одной услуги я от него не скоро дождусь. Я топала обратно к пепелищу законника Бриско и ломала голову: где же винтовка? Может, пока я стояла в жилье Кингов, она была где-то рядом? Может, мне придется опять проникнуть туда как-нибудь темной ночью, когда отец и сын будут (я надеюсь) глушить виски в салуне у Золликоффера? Я вздрогнула при одной этой мысли. И легко представила себе, какая беда может из этого выйти. Я почти ощутила на себе потные лапы преподобного.

Но конечно, он сказал, что продал ружье Заку Петри.

Пока мы с Лайджем Маганом ехали домой в телеге, я решила, что лучше рассказать ему про Уинкла Кинга.

– Преподобного все знают, – сказал Лайдж Маган. – Он лживый подонок, бахвал и вор. Не человек, а примочка. Тебе повезло, что он тебя не поджарил.

– Поджарил? – переспросила я.

– Его за это лишили сана. Да-да, говорят, что он ел своих врагов. Во время индейских войн он был капелланом. Я знаю, в армии многое позволялось, но есть индейцев все-таки не разрешали.

– Лайдж!

– Да-да, он взял молоденькую девушку и съел ее. Сначала изжарил хорошенько. Со всякими травками для вкуса. Отсидел за это десять лет.

– Лайдж Маган! Ты издеваешься над дочерью своего старого друга!

– Ну… может, самую чуточку.

– Лайдж?

– А?

– В общем, я потеряла Теннисонову винтовку и ужасно хочу ее вернуть. Я так и вижу, как приношу ее Теннисону и его лицо прямо освещается радостью.

– Винона, в нем, бедняге, совсем не осталось света. – Лайдж покачал головой.

– Не осталось?

– Нет. Он теперь не отличит пилы от понедельника.

Моя правая рука сама сжалась в кулак и стукнула, по чему пришлось. С такой силой, что я даже испугалась, как бы не раскрылась рана. Так страстно я хотела отомстить тем, кто затруднил Теннисону его достойную всяческого уважения жизнь.

– Полковник Пэртон еще не закончил дело, о нет, – продолжал Лайдж Маган. – Он храбро сразился с этими отчаянными головами. Пока тебя не было, он приходил поговорить. Сказал, что потерял троих, но убил семерых ихних, считая одну женщину. Впрочем, я заметил, что женщины мятежников такие же убийцы, как мужчины. Я это заметил. В общем, я вижу, что ты заботишься о Теннисоне. Я тоже о нем забочусь. Я всегда говорил, что, если он умрет раньше меня, я похороню винтовку с ним, чтобы он пользовался ею в будущей жизни.

Она понадобится ему на небесах для охоты? Но на кого же там охотиться?

– Он все еще рисует, и хорошо рисует, – сказала я, скорее для собственного успокоения.

– Может, и так, но все равно он не отличит пилы от понедельника.

– Все равно я хочу вернуть его ружье. Оно ведь стоит пятьдесят долларов?

– Наверно. Но он за него сроду не платил.

– Не платил?

– Нет, мой отец, покойный и весьма оплакиваемый Лютер Маган, он ему подарил это ружье, когда война кончилась. Сказал, что оно Теннисону понадобится. Я гляжу, он был прав. Он вообще часто бывал прав.

– Он был хороший, твой папа? – спросила я, заметив, что Лайдж приоткрыл дверку сентиментальности, и желая заглянуть туда, сама не зная почему. Вообще обычно он был суров, как кремень. Но, правду сказать, мы любили Лайджа Магана. И мне приятно было видеть, что он расчувствовался – пускай один-единственный раз.

– Мой папа? – переспросил он, обращаясь, как мне показалось, скорее к себе самому, чем ко мне. Я хотела бы услышать ответ, но Лайдж больше ничего не сказал.

И вот настал Духов день, когда Лайдж Маган обычно давал нам выходной. В этот день ни одна душа не должна была работать. Лайдж ставил на стол свою огненную воду, чтобы все, кто хочет, пили вволю.