– Чему они радуются? – спрашивает она, прислушиваясь.

– Кто знает, – отвечаю, делая еще глоток вина.

Зара смотрит на меня, обдумывает мои слова.

– Что? – спрашиваю я наконец.

– Если ты так их всех ненавидишь, почему сражаешься вместе с ними?

Смотрю на нее, опуская бокал.

– А почему ты выбрала клятву верности, а не смерть? – спрашиваю я.

Зара не отвечает. Просто потому, что сказать нечего. Все слишком сложно.

Я покачиваю бокалом.

– Да, я сражалась, признаю. Но нападала на людей Всадника, а не на жителей города.

Зара искоса поглядывает на меня.

– Так можно? – Кажется, она заинтригована.

– Нет. Рано или поздно за это наступит расплата.

Когда-нибудь меня поймают и тогда придется отвечать за свои поступки. За то, что убивала людей Войны. А предателей здесь не жалуют.

– Но тебя ведь не наказали? – продолжает допытываться Зара.

Я колеблюсь, но отвечаю:

– Пока нет.

И снова это слово – пока. Со всеми нами неизбежно случится что-то плохое.

Некоторое время мы сидим молча, но вдруг мне в голову приходит вопрос, который я просто обязана задать…

– Ради всего святого, как ты вообще решилась выстрелить из пистолета?

Не могу понять, улыбается Зара или хмурится.

– Мне почти нечего терять, к тому же, я была так зла. Очень-очень зла. И до сих пор злюсь. Я схватила пистолет, который принадлежал нашей семье, и отправилась выслеживать этого негодяя.

Нашей семье.

О боже! Меня охватывает ужас. Ну конечно же, у нее была семья. И теперь остается только гадать, что она видела до того, как схватила пистолет и решила: «К черту, я рискну».

– Как ты помешала Всаднику убить меня? – спрашивает Зара.

Я понимаю, почему она спрашивает, но в этом вопросе столько всего скрыто, что отвечать не хочется.

– Я попросила его пощадить тебя, – отвечаю, радуясь, что моего лица не видно в темноте.

Следует пауза, а затем Зара замечает:

– Я спрашивала не об этом.

Знаю. На самом деле ей интересно, почему Война меня послушался. Подношу бокал с вином к губам, допиваю почти залпом, морщусь.

Просто расскажи ей.

– Война считает, что я его жена.

Снова наступает тишина.

– Что это значит? – наконец спрашивает Зара.

– Подозреваю, дело кончится сексом, – во рту у меня пересыхает, – но пока это всего лишь слово.

Вспоминаю те несколько раз, что мы со Всадником целовались, и меня обуревают противоречивые чувства. Очень противоречивые.

Зара молчит. Видимо, она ничего не поняла. Ты или в браке, или нет, занимаешься сексом или нет. Все остальное требует более подробного объяснения. Но я не готова объяснять, отчасти потому, что сама не все понимаю.

– То есть, ты имеешь на него влияние? – Зара снова задает вопрос.

Влияние? Я задумываюсь.

– Может быть, иногда… Как в случае с тобой. Но, когда дело касается массового уничтожения человечества, он непреклонен.

– Ты пыталась его остановить?

Одариваю Зару взглядом, который она вряд ли замечает в темноте.

– Конечно, пыталась.

«Недостаточно хорошо пыталась, – звучит в моей голове тоненький раздражающий голос. – Попробуй снова. И снова. На этот раз упорней».

– Зачем он это делает? – вздыхает Зара.

– Потому что так ему велел его бог, и из-за прочей ритуальной фигни.

– Ты не веришь в его бога? – удивляется Зара.

Я смотрю на ее платок и тоже спрашиваю:

– А ты?

Мы обе молчим. Как я уже говорила, все слишком сложно.

Ночью я никак не могу уснуть. Мозг не отключается, мечется между воспоминаниями о сражении, новым знанием о том, что Война умеет поднимать мертвых и будоражащей мыслью о том, что я, возможно, смогла подружиться с Зарой.

Не способствует сну и то, что после праздника все в лагере слишком шумят, никто не спит. Я слышу, как женщины, собравшись стайками, что-то обсуждают.

Да чтоб вас! Ложитесь уже спать и избавьте нас всех от страданий.

Наконец, голоса стихают, и я проваливаюсь в сон.

Кажется, что прошло всего мгновение, когда я просыпаюсь от неприятного покалывания в затылке, означающего: что-то не так. Четвертое правило «руководства по выживанию»: прислушивайся к своим инстинктам. Я достаточно долго жила в постоянной опасности и отлично запомнила: инстинкты ошибаются редко.

Сунув руку под матрас, сжимаю кинжал Войны. Вглядываюсь в темноту в поисках Всадника, уверенная, что именно он стал причиной пробуждения. Но в моем скромном жилище Войны нет. Я даже слегка разочарована.

Снаружи перешептываются мужские голоса. Так поздно ночью мужчины не должны находиться в этом секторе лагеря, особенно после целого дня сражений и вечерней попойки. У меня мелькает мысль, что кто-то из женщин привел их сюда, или мужчины договорились с кем-то встретиться. Но затем я вновь слышу голоса по меньшей мере троих мужчин, и звучат они вовсе не смущенно или озадаченно. В них есть что-то нехорошее.

Прислушивайся к инстинктам.

Я перебираюсь в заднюю часть палатки. Брезентовая стенка слишком туго натянута, под ней не пролезть. Я крепче перехватываю кинжал и подношу острие к прочной ткани. Если я ошибаюсь… Ну, значит, просто вырежу дыру в стенке палатки и буду чувствовать себя идиоткой. Уж лучше так, чем… С этой мыслью я вонзаю кинжал в брезент. Как можно тише принимаюсь резать грубую ткань. Она трещит, и я стискиваю зубы. Шепот снаружи стихает. Прикусываю щеку изнутри так сильно, что чувствую привкус крови.

Быстрее! Быстрее!

Пытаюсь резать брезент быстро и тихо. Это трудно, любой звук кажется оглушительным. Наконец, дыра становится достаточно большой. Сжимая кинжал, головой вперед ныряю в отверстие… И слышу, как за спиной хлопает полог палатки.

Боже мой, боже мой, боже мой!

Пытаюсь выбраться из палатки, и вдруг чьи-то пальцы смыкаются вокруг моей ноги.

– Девчонка пытается сбежать! – громко шепчет кто-то.

Я визжу, не боясь, что меня услышат. Наоборот. Я надеюсь, что мои крики перебудят весь лагерь. Чья-то рука затаскивает меня обратно, и я скорее чувствую, чем вижу, как в палатку протискиваются еще несколько мужчин. Визжу изо всех сил, как банши. Нет уж, молчать я не собираюсь!