и совещания! А кто в этом нуждался менее, чем он. Поэтому, когда государь соберется на какое-либо дело, или что-нибудь ему предстоит, надлежит ему совещаться со старейшими и близкими, пусть каждый выскажет то, что считает настоятельным и нужным. Государь сравнит свое мнение со словами каждого; каждый услышит и взвесит слова и мнения другого; таким образом образуется решение и благоусмотрение в деле. Решение, устроение и благоусмотрение бывают тогда, когда умы всех соглашаются в одном. Отказ от совещания в делах — признак нерассудительности, такое лицо называют своевольным. Как нельзя совершить ни один поступок без желания государя, точно так же не будет хорошо ни одно дело без совещания. Слава богу, когда и владыка мира благоразумен, и его люди обладают опытом и рассуждением. Этак-то согласно условий книги упомянуто.

Глава девятнадцатая.

О муфридах, об их содержании, снаряжении, порядке дел и обстоятельствах.

Всегда при дворе должны быть двести человек, которых называют муфридами,[160] — людей отборных как по приятной внешности, хорошему росту, так и по мужеству и полной храбрости. Сотня из них — хорасанцы, а сотня — дейлемцы. Они должны неотлучно находиться |86| как в пути, так и во время пребывания на одном месте: жить им при дворе; одеяния их должны быть красивыми, оружие — хорошо прилаженным, его дают им во время надобности, а потом отбирают. Из этого оружия двадцать перевязей и щитов — золотые, сто восемьдесят перевязей и щитов — серебряные, а пики — хаттийские.[161] У них должно быть постоянное пропитание и содержание. У каждых пятидесяти человек должен быть накиб, который знает их обстоятельства и приказывает им службу. Они должны быть все всадниками и в полном снаряжении, чтобы они не оказались в затрудненьи, когда наступит время какого-либо важного дела, до них относящегося. Равным образом должны быть четыре тысячи людей от каждого разряда — пехотинцев, имена их находятся в диване; тысяча отборных человек пусть составят особое войско государя; три тысячи людей пусть служат до нужного времени в отрядах эмиров и сипах-саларов.

Глава двадцатая.

О распорядке в отношении оружия, украшенного драгоценными камнями, во время государева приема.

Надлежит, чтобы постоянно имелось двадцать наборов особого оружия, целиком изукрашенного драгоценными камнями, и иного. Оно должно быть положено в казнохранилище; когда прибывают из окружных стран послы, двадцать гулямов в хороших одеяниях возьмут то оружие и встанут вокруг трона. Хотя господин наш достиг, слава богу, до такого положения, что может пренебрегать этими условностями, однако величию царя должны соответствовать красота державы и царский распорядок. А ныне во всем свете нет государя более величественного, чем владыка мира, да увековечит господь его царство! Ни у кого нет царства большего, чем его царство. Необходимо, чтобы так было: если какие-либо государи обладают одним, владыка владел бы десятью, если они имеют десять, владыка должен иметь сто, а снаряжение, готовность, великодушие, величие державности, рассудительность и все, что нужно, — налицо.

Глава двадцать первая.

Относительно послов и их дела. |87|

О послах, прибывающих из окружных стран, пока они не достигнут государева двора, пусть не будет ни у кого известия; в отношении прихода и ухода никто о них не заботится и не извещает — это отнести к невниманию и плохому содержанию дел.[162] Надлежит сказать пограничным чиновникам: как только кто-либо доберется до них, чтобы тотчас посылали всадников и сообщали, кто это, откуда идет, сколько всадников и пехотинцев, каково снаряжение и убранство, по какому делу: пусть назначат какое-либо доверенное лицо, чтобы их доставить в определенный город, там их препоручить, а оттуда пусть прикажут доверенному лицу, чтобы шел с ними до другого города или округа, до какого дойдут, и таким образом до двора. На каждой остановке пусть им доставят угощение, хорошо примут и отпустят в довольстве.[163] При возвращении делают таким же образом. Все, что ни сделают с ними из хорошего и плохого, является таким же, как будто это делают по отношению к государю; государи же всегда питали один к другому большое уважение, дорожили послами, так как таким образом увеличивался их сан и почет. Когда между государями бывала вражда и послы приехали согласно времени,[164] и посольство, как им приказано, выполнили, все равно их никогда не обижали, ни в чем не уменьшали обычного хорошего обращения, ибо этакое — неодобрительно; как сказано в Коране: „На посланнике же только одна обязанность — верная передача“.[165]

Другой раздел.[166] Следует знать, что государи, отправляя послов друг другу преследуют цели, не только заключающиеся в послании и извещении, которые делают открыто; но они имеют в виду тайно |88| сотни мелочей и целей; так они хотят знать, каково положение дорог, проходов, рек, рвов, питьевых вод, может ли пройти войско, или нет, где имеется фураж, где его нет, кто из чинов в том или другом месте, каково войско того царя, и какого количества, снаряжения и численности, каковы его угощения и собрания, каковы распорядок чина, сидения и вставания, игры човгая,[167] охоты, каков нрав, жизнь его, благотворительность, очи и уши, повадка и поступок, пожалования, неправосудие и правосудие. Стар ли он или молод? учен или невежественен? Разрушаются или процветают его владения? Его войско довольно или нет? Народ его богатый или бедный? Бдителен он в делах или беспечен? Вазир у него достойный или нет? религиозен ли? добродетельного ли жития? Его сипах-салары являются опытными и искушенными в делах или нет? Его надимы учены, даровиты или нет? Что они ненавидят и что любят? Во время пития вина царь общителен и весел или нет? Соучастлив он или безучастен? Склоняется более к серьезному или веселому? Предпочитает находиться среди гулямов или женщин? Если они захотят завладеть, затеять против него враждебные действия или охулить, то, будучи осведомлены о его обстоятельствах, умыслят мероприятия относительно его дел, узнают о хорошем и плохом и предпримут то, что необходимо. Вот что случилось с сим рабом в правление счастливого султана Алп-Арслана, да святится дух его!

Во всем мире существуют два толка, которые хороши, один толк Бу-Ханифэ, другой толк Шафии. Счастливый султан — милость божия над ним! — был так крепок и тверд в своем толке, что много раз срывалось с его языка: „О, какая жалость! если бы мой вазир не был шафиитом!“ Он был тверд в правлении, внушал трепет, и я