– Ну так найми, кто тебе запрещает, – рассеянно ответил Андрей. – Лишь бы дело шло. Смотри, Энар, времени мало. Не успеем – нас сомнут. И тогда тебе тоже не поздоровится. Давай штуцеры, давай винтовки, патроны. Пушки, пушки давай! Ну все, я уехал.

Андрей быстрым шагом вышел из цеха, оставив Энара улаживать дела с мастерами. Зоран ждал его у кареты, через пять минут кавалькада выезжала из ворот завода.

Шанти поднялась на второй этаж дворца и прошла в дальний конец коридора. Все тут было знакомо, все по-прежнему. В комнате, где слуги хранили швабры, ведра, тряпки, мешки, рабочую одежду, пахло чем-то едким – возможно, составом, которым натирали паркет.

Драконица недовольно фыркнула, подошла в лестнице, ведущей на крышу. Та была широкой, и люк, открывающийся наверх, такой большой, что напрашивалось сравнение с дверью. В одиночку и не откроешь, если ты человек. Массивный люк плотно закрывал проем и весил не менее ста килограммов. Проем был таким широким потому, что в случае осады дворца на крыше располагались солдаты, расстреливающие нападающих. А кроме того, туда можно поднять баллисты и катапульты, чтобы послать врагу увесистый подарочек.

Она легко подняла люк, с шумом обрушившийся на крышу, и поморщилась – от такого грохота, пожалуй, поднимется вся стража. Однако все было тихо, толстые перекрытия дворца хорошо гасили звук.

Шанти вылезла на плоскую крышу и осмотрелась. Отсюда хорошо был виден порт – даже через завесу мелкой дождевой мороси. Горели огни кораблей, стоящих на рейде, огонь маяка пробивался через мрак, указывая путь заблудившимся судам, горели фонари у складов, круглосуточно охраняемых от желающих поживиться сокровищами в виде муки и пряностей. Жизнь шла своим чередом и не замирала даже глубокой ночью.

Опустив крышку люка на место, Шанти аккуратно сняла с себя легкую накидку, платье, сапожки из тонкой, хорошо выделанной кожи с золотым тиснением. Они стоили баснословно дорого, но драконица, приняв облик красивой девушки, неожиданно вошла во вкус к хорошим вещам. Она заказывала одежду и обувь только у лучших мастеров и бывала очень довольна, когда кто-то обращал внимание на ее безупречный вкус.

Особенно ей нравилось, когда это замечал Андрей, скупой на похвалы и весьма далекий от темы одежды и обуви. Шанти иногда злило, что он наплевательски относился к тому, что на нем надето. Но, с другой стороны, если уж такой аскет, как он, похвалил ее платье или сапоги, значит, они на самом деле шикарные.

Сложив вещи в непроницаемый мешок из тонкого, плотного брезента, Шанти приняла свой обычный облик, благо территория дворцовой крыши это позволяла, и перекрытия даже не дрогнули, приняв на себя вес полуторатонного существа. Драконица расправила крылья и слегка поводила ими в воздухе.

Последний раз Шанти использовала свои крылья… когда же?.. В ночь после похорон императора? Нет, еще пару раз летала на охоту. Но уже и забыла когда. Подвигав крыльями, решила – надо летать почаще, а то этак снова превратятся в хилые отростки, как когда она, маленькая больная уродка, сидела в материнской пещере.

Осмотрела тело и осталась довольна. Чешуйки поблескивали в свете дворцовых фонарей, переливаясь синим, зеленым, красным, – красота, да и только! Интересно, что бы сказал по этому поводу Андрей… Точно бы похвалил.

Фыркнула – ну почему его похвала так необходима ей? Почему этот человек стал для нее важнее всего на свете, важнее даже матери?! Она думала над этим, но так и не пришла ни к какому выводу. Сексуальный интерес? Да какой может быть сексуальный интерес у полуторатонной драконицы, закованной в непробиваемую броню, и мягкого человека, который и живет-то, как мотылек, один день – один час по времени драконов. Но вот что-то не давало ей покоя, какое-то чувство – дружба, наверное? Так его называют люди, это чувство. Непонятное чувство, незнакомое драконам. Привязанность между драконами – да. Сексуальный интерес – да. Родственная любовь – да. Но почему она чувствует эту самую родственную любовь к человеку? Почему он стал ей как мать, отец и брат вместе взятые? Нет ответа. Наверное, она извращенка. Выродок драконий.

Придя к такой мысли, Шанти тихо захохотала, что вышло у нее как будто где-то далеко прогремел гром. Теперь, когда драконица повзрослела, ее глотка могла исторгнуть такой рев, что перекрыла бы шум базара в рыночный день, оглушив стоящих рядом.

Успокоившись, она прицепила на шею мешок с одеждой, используя специально сделанные лямки, потом короткий разбег… и огромная черная тень бесшумно понеслась в темноту.

Несмотря на свой огромный размер, драконы умели двигаться так тихо, что услышала бы разве что уличная кошка, привыкшая всегда быть настороже в этом большом злом городе. Этому удивлялся даже Андрей, сам ступающий неслышно, как зверь. Он объяснял данный факт тем, что драконы изначально были хищниками, подкрадывающимися к добыче, и этот инстинкт так и не изжился у них за сотни тысяч лет.

Шанти летела на «охоту». Страшную охоту. Хотя сама она храбрилась и внешне была спокойна, самодовольна и весела, внутри нее царил холод. Не за глупым оленем она летела. Не за косулей, яростно убегающей от гибели, перепрыгивая через колючие кусты. За оборотнем, не менее сильным, чем Андрей, который смог устоять в битве даже против ее матери, драконихи Гараскарании, весящей несколько десятков тонн, опытной поединщицы и охотницы. А что может она, Шанти, если по людским меркам ей всего двенадцать лет? Впрочем, сравнивать возраст людей и драконов некорректно. Нет тут никаких сравнений. Но все-таки… Она еще даже не умела делаться невидимой, как ее мать, ставя перед наблюдателем непроницаемую завесу, отводя ему глаза.

Огромные крылья несли Шанти на юг, к новым приключениям, а в рогатую голову, украшенную великолепным красным гребнем, лезли и лезли мысли, рассуждения, воспоминания… Она давно заметила – почему-то работа крыльями очень располагает к размышлениям. Может, от скуки? Тупо машешь крыльями, надо же чем-то себя занять? А может, активная физическая нагрузка, заставляющая кровь быстрее бежать по жилам, стимулирует работу мозга? В любом случае – делать же все равно нечего… можно и подумать.

Мать. Шанти связывалась с ней последний раз больше месяца назад. Для драконов это «ни о чем». Что такое месяц, если ее мать уже прожила сорок тысяч лет? А ей самой, Шанти, больше ста лет! Но все равно, по людским меркам – давно не общалась с Гараскаранией. Та сама не лезет, не связывается, и Шанти тоже ее не отвлекает. Может, она сейчас как раз охотится, пикируя на дичь, а может, нашла себе нового самца и совокупляется с ним, а тут Шанти… «Здравствуй, мама!» – «Здравствуй, дочка». И что? О чем говорить? Самое смешное, сейчас она поняла – и правда, говорить-то не о чем! Вся ее, Шанти, жизнь – у людей. Интересы людей ей ближе интересов драконьего рода. Даже сейчас она летит для того, чтобы помочь человеку, своему названому брату. Парадокс? Дракон – для людей!

А может, и нет парадокса? Что сделали драконы для нее? Лишь предлагали матери убить этого уродца со сломанными крыльями. Зачем, мол, убогому мучиться. Чик! – и нет головы. А ты нового родишь. Лучше. Красивее. Шанти хихикнула – мать тогда прогнала самца, который сказал это, и порвала ему гребень. Он летел, ругаясь человеческими ругательствами, и ревел, а Гараскарания драла его, как злая, шустрая уличная собака, вцепившаяся в большого домашнего пса. Потом вернулась, накрыла дочь огромным крылом и сказала: «Дочка, я верю, что ты будешь летать! Есть у меня предчувствие. Моя бабка чувствовала будущее, и мне передался этот дар. Когда-нибудь он проявится и у тебя. Так что верь мне – все будет хорошо!»