на чай. Вот с кем было бы идеально обсудить проблему. Брай не очень хорошо знает Розалин, но уверена, что та ее поймет. А еще, если судить по ее поведению на барбекю, Розалин почти наверняка сама скептически относится к вакцинации. Можно было бы сблизиться с этой милой женщиной, больше узнать о ней, понять, какой должна быть сама Брай. Какой она могла бы быть. Она отправляет еще одно сообщение:

P.S. Не хотите зайти на чай в пять?

Она делает глоток кофе. Альба обходит сад, собирая божьих коровок в банку из-под варенья.

— Ты мне не говорила, что я буду так уставать, — говорит Джесси пару часов спустя.

Она опускается на плед, который Брай разложила на траве, и смотрит в небо, положив одну руку на лоб, а другую на живот. Голенькая Альба деловито наполняет ведра водой из шланга, протянутого вдоль дома. «Чтобы купать коловок», — сообщает она им так, будто это совершенно очевидно.

Коко, новорожденная дочка Джесси, крепко спит на руках у Брай, ее маленький ротик открыт и время от времени пытается ухватить невидимый сосок. Брай рукой прикрывает глазки Коко от солнца, пока на них всех не падает тень от пушистого облака.

— Я точно предупреждала, что ты будешь измотана. Ты просто меня не слушала.

Джесси продолжает говорить, не обращая внимания на старшую сестру:

— Серьезно, вчера ночью было просто нечто. Она засыпала, только если кто-то из нас ее укачивал. Джо сидел с ней до полуночи, но потом ее нужно было покормить, так что я ее взяла, и о боже… Я всю ночь боялась ее раздавить, поэтому толком не спала… А как вы съездили на прошлой неделе?

Брай знает, что сестра спрашивает о поездке к Мэтти. Но не отводит взгляда от своей хорошенькой племянницы.

— Все как обычно. Папа выглядел постаревшим и усталым.

— А мама?

— Грустная, но держится молодцом, как обычно.

— Она что-нибудь про нас говорила?

Брай качает Коко и думает: как странно, что Джесси спрашивает обо всех, кроме Мэтти. Но ей не хочется сейчас поднимать эту тему. Ей хочется провести несколько приятных часов с сестрой и Коко и хоть ненадолго забыть о своем страхе. Забыть об Эше, о Мэтти, о письме Элизабет. Забыть, какое все хрупкое.

— Ты же знаешь, что да, говорила, — отвечает она.

— И?

Джесси приподнимается на локте, взъерошивает свои короткие темные волосы и ждет ответа. Брай решает сказать Джесси правду.

— Она волнуется. Просто в ужасе от того, что ты собираешься сделать Коко прививку.

Она снова смотрит на Коко, представляя, как игла грубо вонзается в ее идеально гладкую кожу, как девочка кричит, как неизвестная жидкость бежит у нее по венам — чтобы защитить ее, а может быть, чтобы уничтожить. В воображении Брай игла несет едва ли не бо́льшую опасность, чем призрачная вероятность болезни.

— Ну, ничего удивительного, — говорит Джесси.

Страх Сары перед вакцинами преследовал сестер всю жизнь. Они никогда не прививались — даже перед поездками за границу. Это не было проблемой до тех пор, пока Брай не родила Альбу, и они с Эшем не начали ссориться по этому поводу.

— Я никогда ничем не болела! — кричала она.

Эш возражал:

— Тебе просто повезло.

Брай отвечала, что дело не в везении. Это доказывает, говорила она, что риск заразиться корью или свинкой сильно преувеличен из-за давления могущественных корпораций, у которых тут свой интерес.

Это была бесконечная борьба: Эш боялся того, что будет, если Альбу не прививать, а Брай боялась последствий прививок. В конце концов победили материнство и Сара, и Эш согласился подождать несколько лет и поговорить — поспорить — об этом снова. Но, как выяснилось, он просто гребаный обманщик.

— А ты? Тебя беспокоит наше решение?

Брай чувствует пристальный взгляд больших карих глаз — сестра ждет ответа. И она продолжает смотреть на племянницу. Брай не отвечает, и тогда Джесси говорит:

— Похоже, что да.

Она снова откидывается на спину и, лежа с разведенными руками в шавасане, говорит, обращаясь к небу:

— Больше всего в этой истории с вакцинацией бесит то, как все недовольны тем, что я не знаю, как поступить. Мамочки в Фонде[6] похватали своих малышей и пересели подальше от Коко, когда я сказала, что у меня есть сомнения. Сами они, конечно, прививаются, и хотят, чтобы и я тоже. Ненавижу, когда люди так делают: требуют, чтобы ты выбрала то же, что и они, просто чтобы они могли убедиться в правильности своего решения.

Брай смотрит на сестру — она почти не изменилась с детства. Лежит босая и щурится на солнце, лицо маленькое и смуглое. Сколько Брай себя помнит, она всегда испытывала к сестре смешанные чувства. Она беспокоится о ней, как и положено старшей сестре, но вместе с тем в глубине души она ей завидует. Мэтти перевезли в «Рябины» до того, как о нем узнали забияки из класса Джесси. А вот Брай не повезло. До самого окончания школы, если она запиналась, или кашляла, или делала что-то привлекающее внимание, кто-нибудь обязательно засовывал язык под нижнюю губу, сжимал кулаки и начинал гримасничать и выть в покрасневшее лицо Брай, и все хохотали.

«Ты как твой брат-шизик!»

В школе Брай старалась быть невидимкой, а Джесси была популярной и общительной. И это еще не все, от чего она была избавлена. Она была слишком мала, чтобы лежать и слушать, как от горя и чувства вины рыдает мама; ей не нужно было самой собирать себе в школу ланч, потому что папа был занят на работе, а мама — с Мэтти.

Брай не винит родителей за то, что их не было рядом, но она знает, что Сара чувствует себя виноватой. Иногда, когда Мэтти требовал особенно много внимания, она заходила в комнату Брай с искаженным мукой лицом, сжимала ее в объятиях так, словно хотела выжать из нее все соки, и говорила: «Я люблю тебя, Брай, я очень-очень тебя люблю».

И Брай, обнимая рыдающую маму, хотела, чтобы та любила ее хоть чуточку меньше.