обедом и выступлением фокусника. Клемми поручили унести в комнату мальчиков верхнюю одежду и обувь из прихожей. Она громко чихает, снова три раза. Элизабет, которая стоит на стремянке и вешает растяжку «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ» — неизменный атрибут каждого детского праздника, останавливает идущего из туалета на кухню Джека и медленно спускается со стремянки.

— Серьезно, Джек. Нам нужно поговорить с Розалин, уверена, она к тебе прислушается. Это из-за ее пыли Клемми так чихает, больше не от чего.

Элизабет всегда нервничает перед важными мероприятиями, а особенно перед детскими праздниками. Джек понимает: она старается ради них, чтобы все прошло хорошо. Сегодня все усугубилось тем, что завтра она уезжает в Корнуолл. В час ночи она отправила Джеку письмо, в котором подробно расписала, какую еду приготовила для детей, и даже напомнила об их любимых перекусах: Максу апельсин, Клемми виноград. Этот микроменеджмент заставляет Джека даже дома чувствовать себя как на работе, ощущать, что за ним наблюдают, его оценивают и неизменно находят недостаточно эффективным. Он не возражал против этого, когда дети были крошечными хрупкими созданиями, которых он боялся уронить. Сейчас, когда это уже маленькие люди, наставления Элизабет превращают его в неуклюжего наемного работника, а не отца. Однако Джек знает, что сегодня не лучшее время, чтобы сообщить жене о своих чувствах. Этот день принадлежит Клемми, и он, как и Элизабет, хочет, чтобы он прошел хорошо.

— Ты не мог бы прямо сейчас пойти и поговорить с ней? Я боюсь, что она начнет шуметь в разгар выступления фокусника или в другой неподходящий момент и даже не услышит, что мы просим ее работать потише.

— Элизабет, она же знает, что сегодня праздник, и не будет…

— Джек, прошу тебя, пожалуйста.

Она подходит к нему ближе и мягко подталкивает к двери. Легче сделать, как она просит, чем спорить.

— Ладно, хорошо, уже иду.

И Джек оказывается на крыльце дома номер восемь. Он дважды стучит и уже собирается уйти, когда дверь медленно открывается. Розалин явно только что вылезла из постели, на ней мужская рубашка, слишком большая для нее. Вряд ли она из гардероба Рэйфа, как его представляет себе Джек, но это может быть вовсе и не его рубашка. «А ты молодец, Розалин!»

— Розалин, простите, что побеспокоил так рано.

— Здравствуйте, Джек, — сонно отвечает она. — Разве уже не десять утра?

— Вообще-то половина одиннадцатого.

— О-о, — она одновременно улыбается и морщится, но ей совершенно все равно, что прекрасное утро вторника уже в разгаре.

Джеку хочется обнять ее за то, что она напомнила ему: можно жить и в таком темпе. Он хочет, чтобы она открыла ему секрет, как сделать так, чтобы Элизабет оставалась с ним в постели, пока солнце не поднимется высоко, и не думала, что на ней надето, прежде чем открыть входную дверь?

— Я могу что-то для вас сделать?

— Элизабет попросила меня заглянуть к вам и спросить, не планируете ли вы… М-м… Не планируете ли вы сегодня работать в саду?

Розалин улыбается.

— Сегодня я не собираюсь вообще что-либо делать.

— Везет вам, — искренне говорит Джек. — Ну, если хотите, приходите попозже на чай. Уверен, у нас будут еще несколько родителей.

— Спасибо. Возможно, загляну.

Джек откуда-то точно знает, что она не зайдет, и чувствует себя, как бы глупо это ни звучало, отвергнутым.

— Ах да, и еще кое-что. М-м… Клемми, наша младшая, в последнее время часто чихает, и мы подумали, что это из-за…

Он запинается и понимает, что не может просить о том, чего требовала Элизабет. Розалин приходит ему на помощь.

— У меня то же самое. У нее аллергия на пыльцу?

— Несомненно, — Джек кивает. Как они не подумали про аллергию? Разве у нее не было аллергии прошлым летом? Или это был Чарли? — Конечно, это аллергия.

— Подождите, у меня кое-что есть.

Розалин исчезает в темноте прихожей и вскоре возвращается, рассматривая коричневый пузырек в руках.

— Я без очков, можете прочитать, что на этикетке?

— Лук репчатый, амброзия и еще что-то, не могу разобрать.

— Виэция?

— Да, точно.

— Попробуйте давать ей пару недель и посмотрите, не станет ли легче.

— Это помогает?

— Мне очень помогло, и никаких побочных эффектов — она не будет как зомби. Две таблетки утром до завтрака.

— Ух ты, спасибо, очень мило с вашей стороны. С нас причитается.

Но Розалин качает головой:

— Пусть это будет подарком Клемми на день рождения. Желаю, чтобы все прошло хорошо.

Похоже, ей не терпится вернуться в постель, так что Джек машет бутылочкой:

— Ладно, еще раз спасибо.

— Всегда пожалуйста, — она машет рукой и закрывает дверь.

Элизабет пытается сдержать смех, когда, вернувшись в сад, он показывает ей коричневый пузырек.

— Ох, Джек, — улыбается она, — ты действительно думаешь, что это поможет?

— Почему бы не попробовать?

Элизабет целует его в щеку, но он чувствует, как ее переполняет веселье. Она качает головой и прикрывает рот рукой, пытаясь согнать улыбку:

— Прости, но я не буду давать это Клемми.

— Почему?

— Мы понятия не имеем, что в этих таблетках и где Розалин их взяла. Может, она сама их сделала. Мы ничего про них не знаем, Джек. Я не буду давать это дочери, и точка.

— А что насчет меня?

— Что насчет тебя?

— А если я хочу ей это дать?

— Ма-а-ам, мы закончили с шариками. Можно мы пойдем посмотрим, какой счет?

Макс стоит в дверях, в руках у него ноутбук Элизабет, позади маячит Чарли.

Не глядя на Джека, Элизабет быстро идет к ним:

— Подожди, Макс, я сейчас проверю шарики.

Джек остается посреди сада один, с пузырьком пилюль в руке, чувствуя себя призраком в собственной жизни.

Когда в половине двенадцатого раздается звонок в дверь, Макс включает музыку, и под старую добрую песню Бейонсе заходит первая девочка, похожая на голубое облачко, и все — даже мальчишки — напрягаются,