Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шейла направилась к одному из домов. Она взялась за кольцо и постучала им о дверь. Затем ещё, но никто не откликнулся. Летц подошёл к другому дому и позвонил в колокольчик, ему также никто не открыл.
– Эй! Тут есть кто? – Майкл забарабанил в окно дома.
Никто не отозвался. Ребята обошли несколько домов – никого!
– Может, ушли? – выдвинул гипотезу Летц. – На собрание какое-нибудь?
– Проверим, – решила Шейла и толкнула дверь, та оказалась не заперта, Летц и Майкл поспешили за ней.
Они вошли на застеклённую террасу. Майкл огляделся: всё выглядело симпатично. Окна были поделены на квадратики тонкими рейками, выкрашенными в белый цвет. На деревянном карнизе того же цвета, что и рейки, висели тонкий тюль и сиреневые занавески. На подоконнике стоял глиняный кувшин с васильками.
Сразу за порогом их встретила кошка, похожая на изящную статуэтку: с вытянутой мордочкой и раскосыми зелёными глазами. При виде гостей она затарахтела и принялась тереться о ноги Майкла. Тот наклонился и принялся гладить кошку по голове:
– Какая ты миленькая!
Кошка замурлыкала, а потом направилась вглубь дома, время от времени останавливаясь и проверяя, следуют ли гости за ней.
Из террасы Майкл и остальные попали в столовую, к которой примыкала кухня. Ребята заглянули туда. Везде было безукоризненно чисто и красиво. Простой овальный стол, накрытый скатертью, на котором стояла фарфоровая ваза с ромашками. Под стать столу стулья – крепкие и надёжные. Резной буфет, в котором виднелись чашки вперемежку со статуэтками кошек, небольшой камин.
Ребята проследовали на кухню, такую же чистую и светлую, проверили спальные комнаты. Всюду царил идеальный порядок: накрахмаленные простыни, покрывала с ажурным подзором, стопка взбитых подушек с накинутой на них кружевной накидкой. Кошка прыгнула на кровать и принялась вылизываться.
– Такое ощущение, что здесь никто не живёт, – Майкл высказал свои опасения, – тут слишком аккуратно.
– Ну почему? – возразил Летц. – Люди бывают разные.
– Давайте проверим припасы, – решила Шейла.
Они вернулись на кухню и залезли в буфет – ничего! Ни подвала, ни подпола в доме тоже не обнаружилось. Они обшарили комнаты, но безрезультатно. Ребята заглянули в соседний дом, там их встретила серая кошка с круглыми жёлтыми глазами. Всё повторилось. Обыск остальных домов тоже ничего не дал. Единственными живыми существами в них были кошки: чёрные, рыжие, черепахового окраса и полосатые.
– Может, это город-музей? – предположил Майкл.
– А кто ухаживает тогда за кошками? – возразил Летц.
– Смотритель. Приезжает раз в день, чтобы покормить их, – ничего умного в голову не шло.
– Ну и ладно, – отмахнулась Шейла. – Еда у нас есть, а разогревать её необязательно. Да тут и ни дров, ни спичек нет.
Они вернулись в первый дом и сели за кухонный стол. Шейла достала из ящика буфета вилки и ложки, Летц – кружки. Майкл вскрыл упаковку, которую прихватил при побеге. Увидев, как рядом крутится кошка, он достал из буфета блюдце и поделился с ней своей порцией. Шейла насмешливо покосилась на него, но ничего не сказала.
Запив ужин водой, ребята по очереди умылись из фаянсового умывальника и отправились каждый в свою комнату. Майкл облюбовал спальню с нежными сиреневыми обоями и мебелью, выкрашенной в светло-серый цвет. Он снял покрывало, разделся и лёг в постель. Кошка сразу же запрыгнула на кровать и устроилась рядом. Майкл принялся её гладить, пока не заснул.
Глава 17
Молокошка
Комната была озарена огнями, они свободно летали по воздуху: золотистые, голубые и красные. Марта стояла за гладильной доской и утюжила стопку белья, оставленную хозяйкой: пододеяльники, простыни и наволочки, все белоснежные и накрахмаленные до хруста. А какой от них стоял запах! Не зря Марта прошлой ночью полоскала бельё в быстрой речке, а потом сушила на обдуваемой всеми ветрами лужайке.
Она прижала к лицу полотенце и вдохнула аромат ночных фиалок и медуниц, от которых слегка закружилась голова – то, что необходимо для крепкого сна.
Утюг то разгорался, то затухал, тогда Марта вытряхивала из него остывшие угли и добавляла из печки раскалённые докрасна угольки, и утюг снова начинал попыхивать. Дело спорилось. Марта проверила поднявшуюся опару: будет хорошо испечь к утру сдобные пышки, чтобы их запах наполнил собой весь дом. Тогда хозяйка встанет в добром настроении и с хорошим аппетитом. А что лучше, чем завтрак с парным молоком и свежей выпечкой? Марта облизнулась: молоко она тоже любила. Особенно немного постоявшее, со сливками на поверхности.
Марта убрала бельё в комод и посмотрела на себя в зеркало. Невысокая – человеку по колено, молокошка разгладила невидимые складки на фартуке и потянулась, выгнув спину. У неё были миндалевидные глаза красивого изумрудного цвета, узкое заострённое личико и треугольные уши на макушке. Вся кожа молокошки, кроме лица, была покрыта белой шёрсткой.
Испокон веков молокошки и молокоты жили под одной крышей с людьми. Они помогали людям по хозяйству, за это те платили им заботой и защитой. Марта была довольна своей хозяйкой – милой старушкой, к которой часто прибегали два внука. Та всегда оставляла для Марты слегка подогретое молоко со сливками. А ещё для Марты находилось место в кровати, когда Марта, утром обернувшись кошкой, приходила под бочок к хозяйке.
Марта поставила пирожки в печь и приготовилась убирать посуду, как в дверь тихо постучали – явился Муркл.
– Можно я немного посижу у тебя? – попросил он.
– Опять плохо? – встревоженно спросила Марта.
Муркл кивнул. Ему не повезло с хозяином, тот часто напивался до беспамятства и после буянил.
– Перевернул опару, сломал скамью… – перечислил Муркл.
– Ох, горе-то какое, – вздохнула Марта.
– И не скажи, сестрица, – Муркл смахнул с лица слезу.
Он мало походил на Марту: шёрстка у него была чёрного цвета с белым треугольником на груди. Глаза жёлтые, а ростом Муркл уступал сестре.
– Давай руку, полечу её, – Марта встала на табуретку и достала из буфета банку с мазью, пахнущей мятой.
Она наложила мазь на обожжённую кожу брата, и завязала рану чистой тряпицей.
– Где это тебя так угораздило? – поинтересовалась Марта.
Муркл словно стал ещё меньше ростом:
– Хозяину под руку, точнее, под ногу попал. Он меня к печке отшвырнул.
Марта посуровела: её шерсть