В-третьих, хотя новые правила 1864 года и создали в теории единую национальную процедуру натурализации, на практике они не уничтожили огромных различий в этом процессе для разных социальных групп – по большей части потому, что включали требование, чтобы проходящие натурализацию люди «избирали свой род жизни» и были приписаны или причислены к российскому сословию или состоянию[216]. Для иностранных купцов вступление в российское торговое общество или купеческую гильдию, вероятно, все еще оставалось с точки зрения прав и юридического статуса более важным, чем формальное обретение гражданства[217]. Тем более верно это было для иностранной знати. И для тех, и для других момент получения реального доступа к правам и привилегиям – подлинная «натурализация» – оставался моментом вхождения в российское сословие или обретения определенного положения. Более того, иностранные купцы и другие иноземцы, проживающие в городе, должны были испрашивать у городской думы и полиции дозволения войти в число городских обывателей, перед тем как губернатору могло быть позволено провести церемонию натурализации.

Наконец, на практике Великие реформы никак не отменяли особого юридического статуса иностранцев. По иронии судьбы в последовавшие за реформами десятилетия было много жалоб на то, что, уравняв юридическое положение иностранцев и российских подданных перед законом, реформы уничтожили многие стимулы, побуждавшие иностранцев к натурализации. Иностранцы – которые были полностью равны россиянам с точки зрения гражданского права, пользовались дипломатической защитой и не подлежали воинской повинности – имели больше привилегий и меньше обязанностей, чем российские подданные[218]. Виктор Деннингхаус в своем описании разнообразных иностранных клубов и обществ Москвы приводит поразительные свидетельства того, как хорошо было известно о таком привилегированном положении иностранцев, в особенности в случае развернутой российскими подданными в 1870-х годах затянувшейся кампании за получение доступа в Немецкий клуб – влиятельную и престижную коммерческую, а также общественную организацию, в которую принимались лишь иностранцы[219].

Нативизм и контрреформы

Российские журналисты и политики быстро выступили против дарованных иностранцам новых привилегий и последовавшего за этим стремительного притока иностранных иммигрантов, купцов, инвесторов и т. п. Ни сравнительно важная роль иностранцев в российской экономике, ни сопротивление данному обстоятельству со стороны прессы и российских купцов не были новым явлением. На самом деле важная роль иностранцев в коммерческой жизни Петербурга, Москвы и других городов хорошо описана в документах и воспринималась российским купечеством как проблема задолго до Великих реформ[220]. Одним из первых мест, где возмущение влиянием иностранного купечества достигло высшей точки, стала Одесса. В 1817 году она получила статус порто-франко – то был один из этапов внушительной серии экспериментов, проведенных в новороссийских провинциях с целью поощрить иммиграцию и международную торговлю. В результате иностранцы быстро стали доминировать в коммерческой жизни Одессы и взяли под контроль бóльшую часть черноморской торговли[221]. Одесса является особенно интересным случаем, поскольку там иностранным купцам были, по сути дела, дарованы привилегии, дававшие преимущество перед российскими купцами. Отчасти это произошло из-за попытки поспособствовать образованию торговых связей с христианами Османской империи, которые пользовались у себя на родине привилегированным положением.

Одесса была лишь одним из многих примеров того, как при развитии торговли в приграничных областях официальные власти придерживались сравнительно открытой и гостеприимной политики в отношении иностранцев и нероссийских местных диаспор, занимавшихся коммерцией. Например, армяне на Кавказе, в Астрахани и Средней Азии получили широкие налоговые и торговые привилегии. Царь поддерживал политику свободной торговли и часто вмешивался в происходящее, чтобы защитить иностранных купцов от посягательств местных российских властей. Согласно Альфреду Риберу, в 1847 году иностранцы контролировали, что поразительно, 90 % российского импорта и 97 % – экспорта![222]

Существовала давняя традиция тщетных жалоб российских купцов на весьма реальное доминирование иностранных подданных в области международной торговли и коммерции в первой половине XIX века. Российские купцы снова и снова заявляли, что следует принуждать иностранцев к натурализации или лишать их привилегий[223]. Эра Великих реформ была отмечена превращением спорадических и достаточно локализованных случаев протеста против роли иностранцев, которую они играли в экономике, в более последовательную, единую национальную кампанию. Несколько изданий 1850-х годов, возникших в ответ на дарованную Александром II новую свободу печати, сфокусировали свое внимание на вопросах экономического национализма и поддержке интересов российского купечества в борьбе против иностранцев. Федор Чижов, редактор «Вестника промышленности» и выдающийся поборник идей экономического национализма, разработал всеобъемлющую экономическую программу, нацеленную на уменьшение роли иностранцев в экономике империи. Уже в 1857 году он решительно выступил против снижения тарифов и против ранней либерализации иммиграции и натурализации. Чижов и другие деятели – как те, кто принадлежал к литературному славянофильскому направлению, так и те, кто писал для российского купеческого сообщества, – были настроены в отношении либеральных реформ в области получения гражданства, проведенных в 1860-х годах, очень критически[224].