Собственно, цунами и было второй любовью Гамизова – после моделек, с которыми он носился, как с величайшей ценностью, и болтать о них мог бы часами, если б его хоть кто-то слушал. Третьей любовью был остров, но об острове Гамизов чаще всего молчал.

– Спросите меня, чего я не знаю о цунами, – говорил Гамизов. – Да все я о них знаю. Где, когда, какой высоты. Красивое зрелище. Я б с удовольствием поснимал, но только чтоб не насмерть, конечно.

Тогда, в апреле, когда Гамизов привез на берег арматуру, еще никто не верил в его предсказание. Поверили было после Светлого воскресенья, соединив предпасхальный снегопад и упавшую в понедельник зеленую с неба звезду. Звезда падала так медленно и долго, что видели ее чуть ли ни все, включая тех, кто сроду не смотрит по вечерам в небо, – например, нашего ближайшего соседа, тихого алкоголика Серегу, который в тот вечер был почти трезв и так благостен, что не усидел дома и вышел подышать весенним воздухом; тут ему и звезда.

Да и не то чтобы поверили, но на какое-то время сосредоточились. Обитатели нижних улиц, самых ближних к воде, привели в порядок подвесные моторы и запаслись канистрами с топливом. Осмотрели катера и лодки. Перевернули их на киль и подтащили поближе к жилищам. Жители высоких улиц, карабкающихся на сопки, не особо боялись цунами, но стали копить продукты и пресную воду, потому что пойди сыщи попить, когда всюду море. Некоторые же – полуповерив, полунеповерив – не предпринимали никаких превентивных мер: они полностью переложили ответственность на Бога, а сами, смущаясь и хихикая, примеривались селиться на чердаках вместе с собаками и курами.

Когда все, посмеиваясь и не признаваясь самим себе в серьезном отношении к вероятно-невероятному цунами, более или менее к нему подготовились, на гамизовской стройплощадке залили бетоном первый уровень пирамиды.

Сперва за бзиком Гамизова с интересом наблюдала вся деревня. Те, кто не приходил на берег, чтобы поглазеть на растущую пирамиду лично, узнавали новости от односельчан. Вращая пальцами у виска, рассматривали в телефонах фотографии стройки. Но начиналась огородная пора, и пирамиде быстро перестали уделять внимание. Вскоре овчаровцы спустили собак и кур с чердаков и стали буднично поедать запасы, сделанные на случай гамизовской правоты. Цунами не могло случиться, это было ясно всем. Поэтому оно и стало большой неожиданностью. Тем более что никакого землетрясения ему не предшествовало. Землетрясение случилось сразу после, но так далеко и на такой глубине, что сейсмологи не решились связывать его с волной, посетившей Овчарово ранним утром 26.07.11.

Четвертое и последнее перекрытие в пирамиде положили 17.06.11: бетонный монолит строится быстро, но ведь строителям нужно еще какое-то время на отделку и наладку коммуникаций. Пирамида получилась пятиэтажной, а не четырехэтажной, как проектировал Гами-зов. Почему так вышло, он не понял и даже растерялся. Последний этаж являл собой очень странное помещение: по сути, все четыре его грани состояли из наклонных окон, а места внутри было так мало, что на квадратном полу едва умещались матрас и лестничный люк. Тем не менее этот дополнительный, нечаянный этаж – был.

На первом же этаже – площадью больше ста квадратных метров – Гамизов назначил быть коллекции моделек. Еще штукатурка как следует не обсохла на стенах, когда Гамизов нанял узбеков расставлять витрины и стеллажи. В его собрании были тысячи пластмассовых, деревянных и металлических подводных лодок, и Гамизов говорил, что в коллекции пока еще не хватает пяти оригинальных экземпляров. Однако почти все знали, что Гамизов, посвятивший поиску недостающих единиц чуть ли ни половину жизни, больше не собирался их искать. Мы тоже это знали. «Я считаю, – утешал себя Гамизов, – что сделал все, что мог. Плюс подробное описание».

А второй, третий и четвертый этажи Гамизов спроектировал жилыми. Когда пришло цунами, уже даже электричество имелось во всех остроугольных спальнях, кабинетах и детских. Гамизов вдруг собрался – не сейчас, попозже – жениться и завести детей. Детских комнат в пирамиде оказалось шесть штук, и будущему отцу ненадолго дали кличку «Героин». Она продержалась на нем до цунами, а затем отклеилась и унеслась в прошлое, как и вся его жизнь.

Это была настоящая цитадель, и ей действительно ничто бы не угрожало, если б не окна. Странно было: как это Гамизов, который, казалось, рассчитал свою конструкцию абсолютно безукоризненно, при этом ошибся на один этаж и совершенно выпустил из виду то обстоятельство, что волна, случись она на самом деле, выдавит окна, войдет в пирамиду, как к себе домой, и выйдет с противоположной стороны. Так и произошло, а как же еще могло быть.

Гамизов издали видел ее приближение. Он включил две камеры на запись и никуда не бежал, будучи абсолютно уверенным, что находится в безопасности. Он был в той самой комнате, которую называл «матрасной». Он и спал именно там, и есть основания предполагать, что не только спал, но и вообще торчал там всю дорогу – может, из-за лучшего обзора. Эта комната осталась единственной незатопленной, хотя стены ее представляли собой сборную конструкцию из стеклянных панелей. Пришедшая волна не сумела накрыть пирамиду целиком: ее рост оказался ниже пирамиды на 2 метра 20 сантиметров.

– Почему вы спроектировали в пирамиде окна? – спрашивали Гамизова журналисты. – Ведь вы инженер, вы не могли не понимать.

– Хахахахаха, – отвечал Гамизов, – хахахахахахахахаха.

Спрашивать Гамизова о чем-либо было совершенно бесполезно, и в конце концов журналисты стали обращаться с вопросами не к главному герою события, а к очевидцам.

– О, – утверждали очевидцы, – ну конечно, он сам позвал цунами, снял его на видео и запланировано выжил.

– Почему же тогда он не построил пирамиду в безопасном для других месте? Почему поставил под удар всю деревню? – осуждают Гамизова туристы, массово посещающие Южнорусское Овчарово три раза в год.

– Во-первых, в глухих местах тяжело со стройматериалами и их доставкой, а Гамизов не был слишком уж богатым человеком, – заступается за Гамизова дежурный гид. – Это во-первых, да. А во-вторых, деревне почти ничто не угрожало. Все постройки, находившиеся в опасной прибрежной зоне, принадлежали Гамизову. В них никто не жил, даже он сам.

– Но все-таки волна докатилась до подножия сопки?

– Да, – отвечает гид, – если быть точнее, она дошла до улицы Набивайло, оставила там подводные лодки и откатилась назад.

Фильм, снятый Гамизовым, завораживает. Мы видим приближение волны, несущей на гребне пять продолговатых черных зерен. Сперва зерна движутся прямо на нас, но вскоре становится понятно, что они пройдут слегка правее. Зерна быстро увеличиваются. В последний момент мы отчетливо видим абрисы субмарин, пролетающих рядом с нами – одна за другой, каждая последующая – в кильватере предыдущей.

– Господин Гамизов, – кричал в трубу из ладоней корреспондент «The Times». Его у нас все помнят: тот самый, лысый и с серьгой, который не поверил овчаровцам и решил узнать правду лично у Гамизова. – Господин Гамизов, – кричал иностранец, стоя в лодке и удерживая равновесие с помощью растопыренных локтей, – вашу коллекцию теперь можно считать полной?