По этой же причине она не стала как-то традиционно красить меня, отметила, что не видела еще европейки с приличным традиционным макияжем. Я ограничилась тем, что чуть гуще, чем обычно подвела глаза и подкрасила губы. На фотографии должно выглядеть приемлемо.

Волосы мне просто убрали наверх, оставив шею открытой. Довершила прическу шпилька-цветок.

Я вышла из номера, тщетно пытаясь идти изящно и сохранить равновесие на шлепанцах-скамеечках. В саду за чайным столиком ребята уже ждали меня.

Хиро был одет в мужской вариант — серебристо-серые широкие штаны в складку, серебристое же кимоно, практически без отделки и черная куртка-халат поверх. Его одевание явно заняло меньше времени, — с возмущением отметила я.

— Это то, что надо, просто волшебно! — глядя на меня, Такеши восхищенно зааплодировал.

По лицу Хиро я не могла определить, какие эмоции в нем преобладают, поэтому поступила так, как меня учила Аня, просеменила к нему и остановилась, скромно наклонив голову.

Мы начали съемку. Никогда бы не подумала, что это так утомительно. Такеши мучил нас различными позами, давал указания, как смотреть и куда повернуться, ругался на японском и кричал "Белиссимо!"

А потом мы переходили в другое место, и все начиналось сначала. Встали рядом у небольшого мостика, но потом Такеши передвинул меня вперед. Пока он возился с объективами, я обернулась и увидела, каким зачарованным взглядом смотрит Хиро на открытую полоску моей шеи в изгибе воротника.

— Я достаточно прилично выгляжу? — я занервничала и дотронулась рукой до прически. — Все нормально?

Он покачал головой и сглотнул. Нервно поправил ворот своего кимоно.

— Ты выглядишь слишком хорошо, — Он отвел взгляд, но потом снова перевел его на меня. — Невыносимо хорошо.

Я с улыбкой посмотрела вперед, и тут он прижался губами сзади к моей шее. Этот секундный поцелуй, это несдержанное прикосновение было наполнено ощущениями, которых я и близко не ждала. От неожиданности я бесшумно охнула и закрыла глаза. Молния в позвоночнике, трудно дышать. Я с трудом открыла глаза и увидела Такеши, который делал вид, что очень увлечен камерой.

— Извини, — изменившимся голосом прошептал Хиро. — Не удержался.

Через полчаса мы перекусили, и Такеши продолжил мучить нас до вечера — на закате получаются самые потрясающие снимки, утверждал он.

Чуть позже ему позвонили и он, чертыхаясь и извиняясь, распрощался и уехал в Токио. Аня давно уехала. Не считая хозяев гостиницы, мы остались одни.

Мы стояли в моей комнате. Хиро предложил переодеться и поужинать в столовой. Я согласилась, но он не уходил. Мы стояли друг против друга, неожиданно смущенные, словно остались наедине впервые.

— Ты не снимешь это сама, тебе потребуется помощь, — почти спокойным голосом сказал он.

Не отрывая от него взгляда, я кивнула.

Осторожно, словно руки не слушались его, он развязал мой оби. Сложил его на стуле. Снял кимоно, расправил и положил рядом с поясом. Развязал и снял первый из нижних халатов, убрал подушечки и полотенце. Снял нижний халат. Расстегнул удушающе-тугой лиф. Я закусила нижнюю губу, чтобы мое дыхание стало чуть менее частым. Снаружи уже стоял непроглядно-темный вечер, застрекотали цикады, звук все нарастал, словно грохот прибоя. Он притянул меня к себе, его рука скользнула по моей обнаженной спине, губы нашли мои, я перестала дышать, и нас накрыло океанской волной, закрутило на гребне, швырнуло на камни и утащило на дно. Хиро был той самой волной, пронесшейся по моему миру и смывшей все, что было до него.

Позже, выброшенные на берег мы лежали в складках серебристого и черного шелка, обнимая друг друга как возлюбленные, как муж и жена. Мое счастье было полным и бесконечным, как поля, среди которых мы добирались сюда. Этот вечер скрепил наши признания, наши намерения и чувства обрели плоть и кровь.

Партия в маджонг наконец закончилась — и мы оба выиграли.

Я проснулась глубокой ночью, и мы снова встретились взглядами, как тогда, когда мы впервые спали в одной постели. На секунду мне показалось, что я снова заплаканная девочка, потерявшаяся в большом городе, но шелковистая упругость его кожи под моими пальцами вернул меня в действительность. Между нами больше не было преград.

Обратно в Токио хозяева отеля предложили нас подбросить на их микроавтобусе. Это было вдвое дешевле такси, поэтому мы с благодарностью приняли предложение. Пока мы собирали вещи, добродушный владелец все время разговаривал со мной по-японски. Я улыбалась, кивала, говорила, что не понимаю по-японски, но его это мало останавливало. Он говорил, жестикулировал и смешно подтягивал брюки защитного цвета. Мои ответы были ему совершенно безразличны.

Где-то в полях машина заглохла. Водитель позвонила кому-то, и Хиро объяснил, что нам придется подождать, пока ему привезут сменный аккумулятор. Автомобиль моментально нагрелся, и мы сбежали под сень дерева недалеко от остановки.

— Это была замечательная идея, с этими кимоно и выездом, — мы сидели рядом на траве, и я положила голову ему на плечо. — Передай ему, что я ему очень благодарна.

— Он всегда с радостью помогает, особенно если дело касается фотографий, а не сборки мебели, — мы засмеялись, и я спросила, давно ли они знают друг друга.

— Мы мельком виделись в младшей школе, но подружились уже в средней, после того, как несколько раз встретились у кабинета психолога. Общие переживания сближают.

— Ты ходил к психологу? — я была удивлена. Хиро казался мне символом уравновешенности. Он кивнул, не глядя на меня.

— Я не мог спать. Дошло до того, что мне потребовалось серьезное снотворное, но доктор согласилась назначить его только в комплексе с посещениями психолога, — я сочувственно положила руку на его колено.

— А Такеши? — Хиро сорвал травинку и пощекотал мне ухо.

— Такеши был уверен, что он гей и очень страдал по этому поводу.

— Он гей? — я удивилась, обычно такие вещи я сразу чувствую, но Такеши производил впечатление абсолютно гетеросексуального парня, ну насколько это возможно сказать о фотографах вообще.

— Нет, совсем нет. Он разобрался с этим еще тогда. Хотя поначалу я нервничал, когда он сидел слишком близко.

Тут к нам подошел водитель, с вестью, что можно ехать.

Я обдумывала новую информацию. Как все-таки мы мало знаем друг о друге. Я не знала, насколько уместным будет вопрос, про его посещения психолога и проблемы со сном, поэтому молчала. Хиро тоже молчал, задумавшись о чем-то своем. Время до Шиндзюку пролетело незаметно.

Токио стал невыносим. Жара была такой, что передвигаться было возможно от кондиционера, до кондиционера, а гулять только вечером. Даже поездки на мотоцикле не приносили облегчения, горячий воздух волнами поднимался от асфальта.

В такой удушливо-жаркий вечер Хиро пришел знакомиться с моим отцом. Я попыталась было настоять на японском варианте трапезы, но папа уперся, тут его дом, его дочь и его традиции. Чай с тортом и никаких скатертей-самобранок. Я нервничала и как-то все больше помалкивала.