— Не могу сказать этого о сеньоре Ракель, — любезно ответил Дуран. — Я вернусь попозже, — добавил он и пошел к воротам гетто, в сторону дома их дальнего родственника.

— Я бы хотел смыть дорожную грязь, если можно, — бодро сказал Аструх после краткого прощания с сыном. — И был бы рад возможности переодеться в сухой камзол.

После возни с коробками и узлами Аструха проводили в большую комнату с умывальником и его сухой одеждой.

— А ты, Исаак, — спросил Иаков без прежней оживленности, — тоже хотел бы переодеться?

— Я совершенно не промок, — ответил Исаак. — Юсуф, полагаю, тоже.

— Да, господин, — сказал Юсуф.

— Если нам только вымыть лицо и руки, мы сможем предстать перед людьми.

Иаков потребовал для них воды и полотенце.

— Я предвкушаю долгий разговор, но сейчас прошу тебя, Исаак, бери своего ученика и пошли со мной, осмотришь моего пациента.

— Можешь послать за Ракелью, не беспокоя женщин?

— Я схожу за ней, господин, — сказал Юсуф. — Если сеньор Иаков укажет дорогу. Я привык приводить сеньору Ракель, — добавил он в объяснение.

— Все еще ходишь тайком по женским комнатам? — весело спросил Иаков. — Предупреждаю, чуть подрастешь, на лице появятся волосы, и они начнут прогонять тебя от дверей. Но поднимись по этой лестнице, поверни направо, потом поднимись по лестнице слева. Приведи Ракель сюда.

— Состояние пациента улучшилось с тех пор, как ты написал письмо? — спросил Исаак, когда Юсуф вышел из комнаты.

— Трудно сказать, — ответил Иаков. — Ты все поймешь, когда я отведу тебя к нему. Буду очень благодарен, если добавишь своей более высокой мудрости к моему пониманию того, как его лечить.

— Я охотно сделаю все, что смогу, — сказал Исаак. — Ракель и Юсуф помогут твоему ученику наблюдать за твоим пациентом. Он наверняка будет рад облегчению.

— В настоящее время, — сдержанно сказал Иаков, — у меня нет ученика.

— Мой добрый Иаков, как же ты управляешься?

— Мне помогает Руфь, а также ее служанка, заслуживающая доверия. Когда пациент поступил, я решил отправить ученика на недолгое время к родителям, — быстро заговорил он с монотонностью не раз повторяемого рассказа. — В дом должно было приехать много гостей, а он, казалось, занимал слишком много места. Правда, он хороший парнишка, делает успехи. Его зовут Абрам, отец его самый старый, искусный и преуспевающий врач в гетто, сеньор Барон Дайот Коэн. Его кандидатуру выдвинули в члены совета. Я представлю тебе их на свадьбе.

— Сеньор Барон дал высокую оценку твоему мастерству, отдав сына тебе в ученики, — сказал Исаак. — И я слышу, Как Ракель с Юсуфом поднимаются по лестнице. Давай осмотрим твоего пациента.

В комнату пациента нужно было подниматься по лестнице со двора за главной частью дома. Для спальни она была довольно просторной, в ней помещались две кровати, стол, два стула и шкаф. В каждой из двух стен там было по окну, когда их открывали, в комнате, очевидно, было светло и полно воздуха, но теперь они были закрыты ставнями от солнца и ветра. С пациентом сидела служанка; как только вошел хозяин, она сделала легкий реверанс и быстро ушла помогать хозяйке.

Как только они вошли в комнату, Ракель заговорила отцу на ухо:

— Папа, пациент одет в рубашку, укрыт простыней. Лежит на спине. Он очень бледный, с впалыми щеками, словно довольно долго не ел и не пил, но глаза у него ясные. Держится очень скованно.

Она также обратила внимание, что с колышка на внешней стороне шкафа свисает много раз штопанный камзол, какой может быть у торговца-еврея со скромными средствами. На одной из полок лежал узел, очевидно, со всем необходимым.

— Мой пациент торговец из Каркассона, — сказал Иаков. — Он заболел в пути неподалеку от Перпиньяна, и добросердечный незнакомец привез его в гетто.

— Какой-то христианин обнаружил его и привез сюда?

— Да, — ответил Иаков.

— Каркассон далеко отсюда? — спросил Исаак у пациента, повернувшись к кровати.

— Лиг двадцать пять через горы, — хрипло ответил тот. Умолк, чтобы перевести дыхание, и продолжал более слабым голосом: — От силы три дня умеренным шагом.

— У него есть вода? — спросил Исаак.

— Есть, папа, — ответила Ракель и поднесла чашку к губам пациента. Тот немного отпил и уронил голову на подушку.

— Вы заболели? — спросил Исаак.

— Я страдаю артритом, — ответил пациент.

— Такой молодой человек? Насколько я понимаю, вы молоды, — сказал Исаак.

— Мне двадцать пять лет, — ответил тот шепотом. — Я направлялся к горячим источникам, о которых рассказывают чудеса.

— Прежде чем продолжите, я хочу вас обследовать. Вы заметите, что я не могу видеть, но я могу ощущать. Поскольку никто не может видеть, что происходит в теле, я не в столь невыгодном положении, как можно предположить. Дочь и ученик, когда нужно, заменяют мне глаза. Ракель, распусти ему рубашку.

— Да, папа. — Она очень осторожно развязала шнурки рубашки, с любопытством отметив превосходное качество полотна. — Грудь его вся в кровоподтеках. Они очень заметны.

— Можешь снять рубашку?

— Боюсь причинить ему при этом сильную боль.

— Я не осмелился снимать ее, — сказал Иаков. — По этой самой причине.

— Тогда нужно работать в вырезе или срезать ее, если будет необходимо.

— Это всего-навсего рубашка, — проворчал лежавший в постели.

— Да, сеньор, это всего-навсего рубашка, — сказал Исаак потакающим тоном и с помощью Ракели положил руки ему на голову. Тщательно обследовав череп, он стал осторожно водить пальцами по грудной клетке. Пациент напрягся.

— Вам больно, — сказал Исаак.

— Да, — выдохнул он.

— Папа, там жуткий синяк и опухоль.

— Я ощущаю опухоль. Это ребро сломано. Сеньор, я согласен, что артрит может причинять сильную боль, но он не часто вызывает переломы костей. Что произошло?

— Мое состояние ухудшилось, — ответил с придыханием пациент, — от холода и сырости в горах. На второе утро я был так скован, что упал с мула и сильно ушибся.

— Вот как? — сказал Исаак. — Ракель, бери ножницы и разрежь шнурки на рукавах рубашки. Осторожно.

Ракель достала ножницы из рабочей сумки, разрезала шнурки и бережно развернула рукава, обнажив руки лежавшего мужчины.

— На правой руке лубок, — сказала она, — и много синяков на левой. Правая очень распухла.

— Оставим руки на потом, — сказал Исаак.

Он стянул простыню и стал ощупывать живот пациента.

— Сеньор, если дорожите жизнью, — сказал Исаак, — вам нужно говорить. Вы должны сказать, причиняю ли я вам боль.