– Ой, я бы с радостью. Но у меня еще два экзамена…

– Досдашь осенью, – посоветовал Еремеев.

– Степухи лишат.

– Сколько вам платят? В пересчете на баксы?

– Ну… Где-то… Почти девять долларов в месяц.

Еремеев достал из бумажника бледно-зеленую купюру с портретом Франклина.

– Вот тебе франк. Считай, что у тебя теперь именная стипендия до зимней сессии.

– Как это? Шутите, что ли? Так не бывает…

– Бывает. Именная стипендия имени Франклина. Вместо Ленинской… А может, мне свою учредить – имени капитана Еремеева. Звучит?

– Ага, – подтвердила Карина. – Для особо одаренных студенток.

– И студентов тоже. Скажем, юридических вузов или вообще – гуманитарных факультетов.

Карина насмешливо пропела:

Лена вспыхнула, отодвинула деньги.

– Не надо. Я как-то без спонсоров обходилась…

– Да ну! – всплеснула руками Карина. – Поделись опытом.

– Стоп, девочки, стоп! – вмешался в разгорающуюся пикировку Еремеев. – Предлагаю контракт. Ты готовить умеешь?

– Ну, немного…

– Экипажу яхты «Санта-Марина» на весенне-летнюю навигацию требуется кок. Кокша. Оклад – полста долларей в месяц. Жилплощадь предоставляется. Бесплатный проезд водными путями до Ульяновска и далее. Условия подходят?

– Нет, правда, я готовить умею. Я у нас в общаге… Ко мне девчонки всегда приходят, когда я чего-нибудь стряпаю. Меня мама учила. Пирожки с капустой могу… Она меня даже бананы научила делать.

– Это что, пирожные такие? – спросила Карина. – Вроде «картошки»?

– Нет. По вкусу не отличишь – самые настоящие бананы и даже еще вкуснее. Мама их делает из пареной тыквы. Не смейтесь только. Я когда маленькой была, все время просила ее бананов купить. А денег не было. Так она тыкву нарезала колбасками и парила с сахаром. Ну, не отличишь! Я вам сделаю!

На том и порешили. Спать улеглись на прежних местах. Лена на диванчике в салоне, Еремеев с Кариной в носовой каюте. Он обнял ее, нашел губы, сладкие от «Птичьего молока» и ликера.

– Если хочешь с ней переспать, – шепнула она, – я совсем не против.

– А если не хочу?

– Тогда я с ней лягу.

– Ты что – розовая?

– Разноцветная.

– Бедная Ленка, попала из огня да в полымя.

– Ленка-раздвинь коленки.

– Ты не хочешь, чтобы она шла с нами?

– Насчет кухарки ты здорово придумал.

– Но ты же не будешь всем этим заниматься?

– Нет конечно. Хотя готовить я тоже умею.

– Может, и с тобой контракт заключить?

– Ага. Только на должность заместителя капитана по сексуальной части.

– Боюсь, тебя не устроит оклад.

– А я на полставки. По совместительству. А вообще-то я против нее ничего не имею. С вами, совками, с ума от скуки сойдешь. Как заведете про политику, уши в трубочку сворачиваются.

– Ты ведь в Гродно родилась?

– Да.

– А с Леоном где познакомилась?

– На курсах иностранных языков… Он в этой фирме кем-то вроде начальника службы безопасности. Деньги нужны были очень. Вот и стала зарабатывать. Мои старики за год столько не получали, сколько я за месяц огребала…

– А зачем тебе столько денег?

– На дурацкие вопросы не отвечаю.

– Честно говоря, я был уверен, что эти тридцать тысяч я с Гербария слупил. А получается – с тебя.

– С меня. Лео сказал, что сейчас у них налички нет, в понедельник возместят, срочно сними со счета… Я и сняла. А они…

– Ладно, не переживай! Главное – жива-здорова осталась. А деньги… Яхту в Крыму загоним, выручку разделим.

– Не надо ее продавать. Она мне нравится.

– Ну, тогда переименуем ее в «Санта-Карину» и считай, что наполовину она твоя.

– На какую половину?

– Все, что по левому борту – все твое. А моя – по правому.

– Почему это мне левая половина?

– Потому что на ней камбуз, плитка, мойка…

– Ах, ты какой хитрый…

– Зато у тебя еще душ и санузел. Можешь открыть платный туалет.

– Ну, хорошо. Тогда перелезай на свою половину.

– Как же это я через тебя полезу?

– А вот так!

Она обхватила его и… яхта тихо закачалась при полном ночном безветрии.

* * *

Утром, оставив девушек хозяйничать на «Санта-Марине», Еремеев отправился в Москву на попутных «жигулях».

В ветлечебнице врач попросил еще одни сутки для полной гарантии. Дельф уже поднимал голову, и Еремеев даже слегка пободался с его широколобой шерстистой башкой, как это они всегда делали в знак особой приязни, ласково порычал ему в обрезанное ухо, размял шершавые пальцы на лапах и скормил плитку гематогена, купленного в ближайшей аптеке. Пес нежно покусывал саблезубыми клыками еремеевские пальцы, благодарно лизал руку. Глядя на его страшноватую черную пасть, он подумал, что для человека есть немало лестного в дружбе с огромным сильным зверем, ведь вот же натуральный волк, волчара, волкодав: сомкнет челюсти – и нет руки, а нежничает, как теленок-ребенок, и предан, как никто на свете.

– Подожди еще немного, Дельфик, завтра будешь лежать на солнышке и смотреть на зеленые берега. Рыбы тебе наварю, мойвы любимой. На свежем воздухе враз оклемаешься.

Когда он уходил, Дельф рванулся вслед и застонал, заскулил от боли…

Дел было еще много. Еремеев безжалостно рвал все нити с городом, в котором родился, вырос, возмужал. Теперь это было чужое, плохо узнаваемое, опасное скопище жилых коробок, людей, машин и собак – грозящее его жизни со всех сторон.

Он заехал на бывшую службу, покончил со всеми формальностями, раздал долги всем, у кого когда-то что-то занимал до получки, вернул в сейф электрошокер Вантуза, устроил в обеденный перерыв небольшую отвальную для друзей и, погрузив во все те же нанятые с утра «жигули» три коробки с книгами – фирма «Орбис» не подвела, вывезла из квартиры все тома в целости и сохранности, – отбыл на Мясницкую в регистрационную комиссию маломерного флота.

Переоформив яхту на себя, он отправился в посольство Украины хлопотать о разрешении захода в территориальные воды и порты Крыма. Затем вернулся на Преображенку и прописался, на всякий случай, в милицейском общежитии. Съездил в Сокольники, купил в фирменном «Зените» бинокль, прибор ночного видения, две мини-рации и немецкий фотоаппарат, чувствуя, как кружится голова от столь дорогих и вожделенных покупок. Наконец, зашел в Вознесенский храм и договорился с батюшкой об освящении яхты. Гонорар был довольно высок, и отец Симеон, уложив в портфель кадило, бутыль со святой водой, чашу и другие ритуальные вещи, без промедлений отправился с ним в Долгопрудный.