Я слышал, как старуха шептала что-то по-шумерски и готовила снадобье: смесь золота, свинца и разных трав — часть из них была мне знакома, о свойствах и силе других ведали только колдуньи. Но в одном я не сомневался: это зелье способно убить любого.

Я убедился, что в таинственном снадобье содержались травы, которые люди жуют, когда хотят, чтобы их посетили видения, а также те, что порождают фантастические сны. Я понимал, что одурманивающие вещества призваны облегчить мою боль и затуманить сознание.

«Возможно, я даже не замечу собственную смерть», — подумалось мне.

Ко мне подошел Ремат. В его взгляде больше не было ни хитрости, ни злобы, а когда он заговорил, в голосе звучало искреннее сочувствие.

«Мы переоденем тебя на рассвете. Наряд для церемонии готов и ждет в другой комнате. Золото кипит, но когда придет время наносить его на кожу, оно успеет остыть и будет густым и холодным, так что тебе нечего бояться. А теперь скажи, бог Мардук, чего ты хочешь. Что доставит тебе удовольствие?»

«Пожалуй, сейчас я хочу спать, — ответил я. — Мне страшно даже смотреть на кипящее золото».

«Не бойся, оно остынет, — заверила Асенат. — Помни, тебе предстоит прожить несколько долгих дней, пока золото будет проникать в твое тело. Его остудят. Ты должен как можно дольше оставаться улыбающимся богом, а потом держать руку поднятой, пока хватит сил, и наконец уснуть и пребывать во сне столько, сколько сможешь».

«Я понял. А теперь оставьте меня».

«Ты не хочешь вознести молитву своему богу?» — спросила Асенат.

«Я не посмею», — прошептал я, поворачиваясь спиной, и закрыл глаза…

Самое удивительное, что я на самом деле провалился в сон.

Они укрыли меня мягчайшим одеялом. Уснул я, наверное, потому, что чувствовал себя совершенно вымотанным, как если бы испытание уже осталось позади, а не ожидало меня наутро. Не помню, что мне снилось. Да и какое это имеет значение? Помню лишь, что, к своему изумлению, я не хотел видеть Мардука.

«Почему? — размышлял я. — Почему я не рыдаю сейчас у него на плече?»

Но факт остается фактом: я вообще не испытывал желания рыдать. Мне нанесли поистине смертельный удар. Что ожидало меня впереди? Дым? Туман? Пламя? Или же сила и власть, какими обладал он? Мне не дано было знать. Как, впрочем, и ему.

Кажется, в какой-то момент я запел свой любимый псалом, но тут же умолк: «К чему? Иерусалим будет принадлежать им, а не мне».

Потом меня посетило видение. По-моему, что-то из вечно боровшегося и спорившего Иезекииля, чьи пророчества мы неоднократно переписывали… Мне явилось поле, усеянное костями мертвых: мужчин, женщин, детей… Нет, я не возмечтал, чтобы они восстали из праха, не захотел вернуть их к жизни, я просто подумал: «Ради этого поля… Я делаю то, что делаю, ради этого поля… И ради всех нас, простых смертных».

Обуяла ли меня гордыня? Не знаю. Я был молод. Я ничего не желал. Я просто спал. Но скоро, слишком скоро меня разбудили первые, еще слабые лучи солнца, озарившие мраморные плиты пола.

Голова у меня кружилась. Наверное, виной тому послужили испарения от котла, в котором всю ночь варилась золотая глазурь — огромное количество золота, свинца и невесть чего еще. Аромат был столь густым, что мне стало нехорошо.

Меня поставили на ноги.

Я встряхнулся, чтобы сбросить остатки сна в надежде, что свет наконец-то перестанет резать глаза. В комнате появилась Асенат. Велев мне стоять ровно и спокойно, жрецы начали покрывать меня золотом, в первую очередь — ноги. Они работали очень старательно, и их руки едва ли не ласкали меня. Чуть теплый состав не причинял боли. Я, во всяком случае, ничего не чувствовал. Жрецы неторопливо занялись моим лицом, тщательно позолотили ноздри, веки, каждый завиток бороды и волос на голове.

К тому времени я окончательно проснулся.

«Держи глаза широко открытыми», — велела Асенат.

Жрецы внесли великолепные одежды Мардука — настоящие, те самые, в которые облачали статую. И тогда я догадался, что они намерены не просто украсить наряд золотом, а покрыть его толстым слоем — так, чтобы я действительно выглядел как живая статуя.

Именно так они и поступили: обрядив меня в одежды Мардука, они принялись наносить золото на длинные полы и рукава, на каждую складку ткани. Усердно трудясь, они просили меня то поднять руки, то сделать насколько шагов.

Наконец я увидел свое отражение в зеркале. Да, я действительно выглядел как бог. Я стал богом.

«Ты воистину бог! — воскликнул молодой жрец. — Ты наш бог, и мы будем служить тебе до скончания веков! Улыбнись! Молю, улыбнись мне, бог Мардук!»

«Исполни его просьбу, — приказала Асенат. — Золото не должно высыхать слишком быстро, иначе оно станет ломким, а этого нельзя допустить. Как только оно где-то затвердеет, жрецы добавят немного свежего состава, чтобы ты не утратил способности шевелиться. Улыбайся, открывай и закрывай глаза… Вот так, правильно, мой красавец. Продолжай, мой мальчик. Ты слышишь шум?»

«Похоже на рев огромной толпы, как будто одновременно кричат все жители города, — ответил я, не упомянув, однако, что слышу и грохот барабанов, и добавил: — У меня голова кругом».

«Мы поддержим тебя, — успокоил меня молодой жрец. — Опорой тебе станет сам Кир и все, кто будет тебя сопровождать. Помни, что ты должен держать царя за руку, непременно за руку. Как можно чаще поворачивайся к нему с поцелуем. Тонкий слой золота на твоих губах не повредит ему. Не забывай делать это».

Мне показалось, что прошло всего несколько секунд — и вот мы уже на повозке, а вокруг все усыпано прекрасными цветами, самыми лучшими, выращенными не только в Вавилонии, но и вдали от нее, в Египте или на южных островах.

Мы поднялись на боевую колесницу, установленную на повозке. Колеса ее были надежно закреплены. Наши сопровождающие расположились чуть ниже и сзади, крепко держа меня за талию. Один встал сбоку и тоже обхватил меня за пояс. На колесницу взошел Кир.

Отовсюду доносились крики. Поскольку ворота оставались открытыми, народ занял все свободное пространство. Процессия отправилась в путь. Я то и дело моргал и старался разглядеть все, что происходит вокруг. Ветер взметал лепестки цветов, они парили в воздухе, наполняя его восхитительным ароматом. Шея моя уже не сгибалась, но я ухитрился посмотреть вниз и увидел, что все жрецы и женщины, прислуживавшие в храме, распростерлись на каменных плитах двора. Белые мулы медленно зашагали вперед.

Изумленный, я взглянул на царя. О, каким величественным и прекрасным он был!

Когда повозка выехала за ворота, крики стали особенно громкими и пронзительными. Евреи стояли на крышах домов. Легкая дымка и большое расстояние не позволяли мне отчетливо рассмотреть их лица, но я слышал, как мои соотечественники поют священные псалмы Сиона.

Равномерно раскачиваясь на ходу, повозка поехала быстрее — настолько, насколько это вообще могло столь огромное сооружение. Скорость, конечно, была небольшой, но мне пришлось ухватиться рукой за борт колесницы. Никто не давал мне указаний, поэтому я по собственной инициативе протянул другую руку Киру и поцеловал его.