контроль. Хотя принятия факта, что ничего нельзя контролировать, как парадоксально это не было — дарует этот самый контроль. В моем случае все переменилось за считаные минуты. Сперва я думал, что уже все, но они снова затащили меня обратно.

Мы постоянно слышали выстрели, в основном одиночные. Я предположил, что все иракцы стянулись с самой дальней точки города, или же пришли в город новые силы, ибо по-другому объяснить увиденное — я не мог. Самое страшное, что они не были похожи на силы регулярной армии. Это были бородатые, чумазые и все в порванных лохмотьях, хоть и среди них и были люди в приличной одежде, но все же. И воевать толком они не умели, в просто перли напролом. Скорее всего повстанцы, хотя и те одеты достойно. Для нас оставалось загадкой и то, что же все-таки могло произойти с Кауфманом и Гонсалесом. Возможно их уже нет в живых, а возможно они уже вернулись в плен. Я помню они были живы, хоть и без сознания. Все же Бил предпочел спасти свою и мою жизнь. Ему приходилось выбирать между большим и меньшим злом. Как говорится: «В ситуации или-или — невозможно сделать правильный выбор».

Я решил посмотреть, что у меня осталось в ранце и в подсумках. Всего пару полных магазинов для винтовки. Лучше чем нечего. И лучше чем их отсутствие. Мы сидели в небольшом домике или же это был очередной магазин — аналог наших американских супермаркетов. Он был пуст, но полки и касса остались на своих местах. Мы расположились в подсобке, где старались придумать, хоть что-то стоящие. Идея о том, чтобы вернуться и забрать наших ребят была сразу же отвергнута. Чудо, что мы сами смогли выбраться и уже не говоря о том, что смогли уйти так далеко. Я выпил воды, которой оставалось не так много и съел шоколадку, пока Бил сидел в винтовкой на готове. Мы сделали тоже самое, но поменявшись местами. Город накрыла туча, редкое событие в пустыни, но по крайней мере намного лучше, чем знойное солнце. Я достал из кобуры «Берету» и взвел ее и снял с предохранителя, если придется безболезненно уйти из мира сего, когда нас прижмут.

Мы аккуратно вышли, через черный ход и старались идти параллельно дороге, использую маленькие улочки в качестве прикрытия. Я шел тихо, чуть ли ни на цыпочках. И лучше моих ног работали, наверно мои — уши. Какой-то силуэт выглянул из окна дома, что был в метрах десяти от нас. Этот силуэт тут же вернулся в дом.

— Видел? — вопросительно покосился я на Била.

— Да, пошли на лево, обратно к дороге — шепнул он мне. За нашими спинами захлопнулась внезапно дверь, что была входом в другой такой же домик. Бил резко обернулся, а держал его тыл на прицеле.

— Что там?

— Гражданские, если бы были иракцы, то нас в живых уже не было бы.

— Тогда пошли уже от сюда к черту — выругался я. После чего мы двинулись в сторону дороги, я не знал, сколько нам было идти, но я точно помнил, что мы тут проезжали в сторону зенитной батареи. И там где-то там далеко оставили пикап в кустах, но не факт, что до него добрались местные.

Раздался хлопок, пуля пролетела прямо над моей головой. Это был парнишка лет тринадцати со старым советским ружьем. Бил резким движением руки вскинул винтовку и сделал выстрел ему прямо в сердце. Меткий выстрел, но вот только, когда он понял кого убил, то сильно пожалел.

— Черт, это же ведь ребенок — с сожалением проговорил он. Бил не из тех, кто будет плакать совершая подобную ошибку, но сниться тот парнишка будет ему до конца его дней. Было в этом что-то жалостливое от чего сердце может ненароком разорваться. Подросток, что защищал свою страну, одетый во что попало и с непойми, каким оружием в руках, погибает от профессионального убийцы, каким того сделала его жизнь.

— Господи, Бил — это было все, что я сказал.

Не смотря на все преграды, мы пошли дальше, опасаясь, что сюда сбежится весь Ирак. Мы оказались у дороги, как вдруг издалека на всех порах мчался грузовик набитый иракцами. Нам нечего не оставалось, как ринутся в ближайшее укрытие. А именно здание очень похожее на детский садик. Мы укрылись на перовом этаже, откуда наблюдали, как иракцы проехали мимо нас. Я услышал, как они остановились у тела, того мальчишки. И я услышал, как толпа разъяренных, вооруженных головорезов начала с невероятной злобой и яростью возмущаться смертью того парня, будто бы каждый из них был его отцом. Они сразу поняли, что к чему, когда увидели в его маленьких ручонках ружье. И страх словно застывший в глазах и в физиономии, что запомнило лицо его убийцы. Все это взбесило их не на шутку и они тут же ринулись искать нас с Билом, будто бы чуя наше присутствие и чуя наш страх, что исходил от нас словно аура. Только вот страха никого — я не испытывал, возможно из-за какого-то высокомерия, что вышло на совершенно другой уровень. И скорее всего Бил тоже так думал. Все эта сцена с иракцами происходила не на столько далеко, чтобы мы не могли их услышать.

— Кажется пора уходить — сказал он мне. После чего мы побежали в поисках черного входа в этом детском садике. А иракцы в этот момент не медлили. К ним вышла мать этого мальчика и сказала в какую сторону мы пошли. И спрашивается почему она не отговорила своего сына от такой незавидной участи. И вот, что это за силуэт был. Женщина в хиджабе. А та дверь, тот мальчик? Судя по всему он хотел нас так отвлечь или еще что-то. Гениальный план, дружище, надежный, как швейцарские часы.

Иракце тут же ринулись в нашу сторону, но довольно-таки тихо. Мы уже вышли через черный вход, как по нам тут же начали палить. Бил тут же начал стрелять в ответ, а я тут же выпустил в их небольшую кучку, гранату из подствольника, что слегка притупила их приступ храбрости. Со всех ног мы ринулись в сторону дороги. Иракцы ринулись за нами в ответ.

— Держись, брат! — крикнул один из иракцев своему раненому товарищу на арабском. Как я тут же убил его прямым выстрелом в голову. Тот раненый начал проклинать нас и обещал вырезать наши семьи. Человек пятнадцать оказались позади нас, но нам удалось вырваться вперед.