когда мы падали и совершали подобные действия, уворачиваясь от пуль, каждый раз бились об камни, землю. Ссадины и синяки были неким узором на моих ногах, но работали они пока что отменно. Бил чуть-ли не изливался потом, равно как и я. Нас хорошенько потрепало, но к счастью мы смогли уйти. Наверное Кауфмана и Гонсалеса уже нет в живых. После всего, что мы сделали в городе, иракцы будут готовы расправится с любым европейцем, что попадется им на глаза. Я не знаю, как объяснить для самого себя произошедшее. Самый настоящий ужас и самый темный час в моей жизни.

Мы сели в пикап и поехали дальше, я решил расположиться на сиденье возле водительского. Достав из рюкзака паек — я решил, что будет неплохо подкрепиться и собраться с силам. Такая же идея пришла Билу — он попросил меня открыть ему рис с курицей и овощами, что я и сделал. Мне же достались бобы со свининой, такое бы иракцы не оценили бы. Бил сбавил скорости и наполненный решимостью уничтожить курицу с рисом — принялся ее уничтожать.

— У меня последний магазин для винтовки — сказал я ему с набитым ртом. — У меня тоже и то полупустой. — Мы скорое окажемся у тех ребят, с которыми раньше разобрались. — Я тебя понял, попробую их объехать. — Хорошая идея, но как насчет того, чтобы забрать калаши, если там никого не было. Мы оставим машину неподалеку и как в тот раз аккуратно глянем, что там и если все хорошо, то заберем оружие. — Тогда так и сделаем — ответил он мне запихивая ложкой бобы. В метрах пятидесяти мы спрятали машину за склоном и пошли дальше на своих двоих. Хорошенько пригнувшись, я залез на тот же холм, на который мы лезли несколько часами ранее. Все было на своих местах, взорванные зенитки и тела мертвых боевиков. Песок накрыл их небольшой пеленой из пыли и грунта. Я показал Билу жест «Ок». Мы спустились вниз и несколько раз извинившись перед теми, что погибли от наших рук, сняли магазины из подсумок и разгрузки. Найдя самый целый и с виду надежный Калашников, мы ринулись обратно к пикапу. Бил мне сказал, что лучше наши американские винтовки стоит оставить в машине, нежели чем бросить в пустыне. Я всего лишь молча кивнул. Каждый магазин весил примерно по килограмму, лично я утащил около пятнадцати, равномерно распределив их по подсумкам и разгрузке, а те, что не вместились, пошли томится в ранец. Мы уже возвращались к пикапу, как вдруг увидели пастуха со стадом овец и баранов. Старик с тюрбаном на голове смотрел на нас, словно не видел двух белых вооруженных неверных. Постоянное нахождение на солнце превратило его кожу в некий панцирь, морщины напоминали барханы в Сахаре, но никак не эти морщины, что видны у обычных европейцев. Бил помахал ему, а пастух помахал ему в ответ.

— Он нам ничего не сделает, так что давай побыстрее — Бил сел за руль и сунул ключ и провернув его, мы двинулись с места. Я обернулся и заметил, как старик продолжил нас махать рукой. — Что с ним? — недоумевая спросил я. — Думаешь я знаю. Видимо эта та самая восточная гостеприимность.

Бил вывел нас на дорогу, хотя это могло быть крайне опасно, ибо шансы встретить еще иракцев — никогда не равны нулю, но верил в то, что смогу за считанные секунды сесть за пулемет. В данный момент, ДШК был нашей панацеей. Для меня оставалось загадкой, как все могло так быстро изменится и при этом в не нашу сторону. Мы остались одни на судебный произвол. Но я был спокоен и это не из-за моей заносчивого высокомерия или же презрения. Да и кроме того, я понимал на что шел, следовательно мне и подавно не должно быть дела до всего этого. Я взглянул на себя через зеркало заднего вида и увидел побитого, потерянного и заблудившегося парня. Маленькие ссадины на лице и черт! Я вспомнил, что все это время носил с собой голову того бедолаги. Наверняка от нее уже несет неприятным запахом. Но я ничего не хочу с этим делать. Я иду по долине тьмы и это моя жизнь. Призрак смерти всегда близко и рядом со мной. Я создал кошмар, в котором сам и застрял. С лицом этого ужаса стоит подружиться, но этот путь никуда не приведет. Ибо ужас, безнадежность и обреченность станут твоими спутниками в жизни. Да и жизнью — это будет сложно назвать. Вижу ли я просвет и некий конец всему этому — нет. Его попросту нет.

— Нил, смотри это, что-то вроде брошенной деревни.

— А почему она брошенная?

— Война или еще что-то. А может кровная месть одного клана другому — окончил он, застопорив свой взгляд на сожженном доме, что виднелся вдалеке. Однако домом назвать было крайне сложно, полуразрушенные руины, построенные из подручных материалов. Крыша из себя представляла самый обычный лист металла прикрепленный на не пойми что.

Окутанный пламенем беспросветности и бессмысленности, я не понимал, что я сделал в жизни не так. Казалось бы, я не заслужил этого, но все поступки совершенные мной — являются отражением меня самого. Формирует ли характер, судьбу или же наоборот? Этого мне попросту не давно знать. Но если я совершил, то что совершил, может я такой и есть? Или мои действия являются диаметрально противоположны, тому человеку, что я есть на самом деле. На самом деле я устал терзать себя этими размышлениями, слишком много чего непонятного твориться. И уже не разберешь, что правильно, а что нет.

Глава 9

Аслан вылез из укрытия и увидел такую картину, которую не пожелаешь видеть врагам. Его солдаты, убитые, раненые, кричащие в поисках своих конечностей или же собирающих свои внутренности. Но такое он видел не впервые. На мертвых товарищей, женщин, стариков и детей, он еще насмотрелся во время другой войны, такой бессмысленной и беспощадной, что унесло множество жизней. Он тут же ринулся пытаясь помочь тем, кому мог. Большинство раненых было в плачевном состоянии и им уже ничем не помочь. Его сердце разрывалось от тяжести потери и горечи поражения. Он вспомнил, как его ребята захватили двух пленных американцев, которых эти два освободили. Аслан пообещал себе, что лично отрежет им головы и отправит по почте в посольство Соединённых Штатов, но — все это был порыв ярости и ненависти к своему врагу.