…Совсем уже поздно, в три часа утра, пришел какой-то человек и сказал одной из них: "Одевайся, я тебя забираю"; он сел, закурил сигару, ожидая, пока ему "завернут" в черную ткань купленный им "товар"; внизу был слышен разговор, девушка просила у мадам рубашку, надевала сданную ей напрокат юбку; наконец, она спустилась вниз, с ненакрашенными губами и без пудры на лице, поцеловав на прощание своих подруг, как будто бы она не надеялась их больше увидеть. Пара вышла на улицу, на пороге стояла бандерша, она крикнула вослед девушке: "Я тебя жду завтра к полудню, не вздумай опаздывать"" (Ж.-К. Гюисманс "Марта").

Девушки извлекают немного пользы из этой мнимой свободы. Они слишком сильно привыкли к ритмичной жизни, им сложно перестроиться. Они и вправду узницы, у них почти нет наличных денег. В конце каждого месяца бандерша отбирает у них те немногие деньги, которые им достались в качестве подарков от клиентов и "чаевых" — конечно, ведь они должны платить за аренду комнаты и за питание! Девушки обязаны занимать деньги на оплату парикмахера, на прокат одежды, на питье, они только и делают, что глубже влезают в долги, в результате чего они могут покинуть бордель только одним путем — ударившись в бега. Эта бесстыдная эксплуатация нередко приводит к дракам между девушками и бандершей, к обращениям в полицию. Например, некая девушка, сбежавшая из борделя в Анжере, решает прийти в полицию и дать показания о "рабстве, в котором находятся дамы, проживающие у г-жи А., в доме пять по улице Криме… Возможно, уважаемый господин, вы скажете: "Что тут такого? Вы имеете полное законное право покинуть дом в любой момент" Это не так, уважаемый господин, мы не можем уйти по собственному желанию, и вот почему. У нас никогда нет ни гроша наличных, нас заставляют отдавать деньги бандерше, как только клиент закрывает за собой дверь… О письмах — нам их доставляют только в том случае, если хозяева уверены, что наши адресаты не рассказывают в них нам о каком-то способе покинуть дом, не предлагают нам спастись… Нетрудно понять, уважаемый господин, что мы, при том, что у нас ничего нет, даже порой одежды, раз явившись к бандерше с жалобой, немедленно будем выставлены за дверь, при этом нам не дадут никакого выходного пособия и никаких вещей, ведь у нас ничего нет".

Ни денег, ни свободы, ни права на личную жизнь, ни одной настоящей возможности чувствовать, пользоваться своим телом — ведя такую жизнь, проститутки постоянно переживают лишения морального и психологического плана. Чтобы как-то излечить себя от этого отсутствия частной жизни, они создают тайники в своей душе, места, которые в самом деле принадлежат им, этакие святая святых. Там они хранят своих любовников. У каждой проститутки есть любовник. Это может быть случайно встреченный прохожий, бывший клиент, любовник неверный, любовник-подонок, любовник-сводник, любовник-коммивояжер, любовник-студент. Это человек, которого они обожествляют, которому они поклоняются, за которого они готовы умереть, человек, который дарит им радость, человек, который заставляет их забыть о той толпе самцов, которые насилуют их по нескольку раз в день. С ним и только с ним им весело. От него они рожают детей. С ними они выходят на прогулки, посещают кафе, других посмотреть и себя показать. Под своей вульгарной маской шлюхи проститутка хранит этого человека, который — вся ее частная, личная жизнь. Он не клиент — он не платит. Он — то же самое, что любовник у обычной замужней женщины. Когда девушка поступает в бордель, она требует от бандерши соблюдения определенных условий относительно своего любовника: он должен иметь право посещать ее два — четыре раза в неделю и один раз в неделю выводить ее после обеда на прогулку. Бандерша обычно соглашается на эти условия, так как иначе девушка отправится искать работу в другой бордель. Их страсть иногда столь сильна, что они порой полностью содержат своего любовника, переходят из борделя в бордель и переезжают из города в город, следуя за ним. Так, гонкуровская Элиза ездит за своим любовником-коммивояжером, нанимаясь туда и сюда, только чтобы быть с ним вместе. Напрасно он старается игнорировать ее, бьет ее, оскорбляет — она все равно следует за ним и требует, чтобы он был с ней. Конечно, любовник может быть и вежливым, щедрым, действительно любить свою девушку, в таком случае отношения превращаются в крепкую связь. Тогда у девушки появляется шанс окончательно покинуть бордель и зажить вместе со своим уже не любовником, а возлюбленным, который отправится в полицию и потребует, чтобы ее сняли с учета проституток. Правда, получить положительное решение этого дела очень сложно, так как полицейские всегда априори сомневаются в искренности намерений таких людей, желающих якобы начать новую жизнь… с проституткой!

Так, в 1871 году полицейский комиссар Анжера просит соответствующий департамент мэрии не рассматривать дело проститутки по имени Мари, которая желает отныне жить вместе с неким мужчиной и поставить крест на своей прошлой жизни: "эта девка недостойна того, чтобы тратить на нее ваше драгоценное время, она не просто аморальна, она еще и не желает знать свое место".

Те, кому удается вырваться из пут своей профессии, крайне немногочисленны (проститутка прикована к своему ремеслу; она его раба, даже с точки зрения закона), а у тех, кому удается заставить полицию снять себя с учета (таких всего 5–6 %), в качестве основной причины снятия с учета указана старость, болезнь или… тот факт, что они сами стали бандершами. Некоторые решаются вернуться в свою семью или пойти в служанки. Пока девушка живет в борделе, она, как правило, ведет себя послушно, если она его покидает, то это происходит мирным путем. Ален Корбен сумел найти в национальных архивах лишь единственный случай, когда "пансионерки" перешли к активным действиям: в 1867 году в Партене девушки, желая вновь обрести свободу, подожгли свой бордель. Часто они думают переехать куда-либо, полагая, что в других местах жизнь будет не так ужасна. Поэтому они как бы постоянно "сидят на чемоданах". Однажды ранним утром они выбираются из спальни, надевают на себя, что могут найти, и отправляются куда глаза глядят. Самые наглые используют для побега выезд на природу с хозяйкой, изобретая какой-нибудь предлог. Так, некая девушка, едва выйдя на улицу с бандершей, бросила ей в лицо: "До встречи, я покидаю вас, если умеете бегать, попробуйте меня догнать!" Девушка убежала и пешком отправилась в Перигё, без единого су в кармане. Сотрудник вокзала в Либурне нашел ее в сточной канаве посреди ночи, умирающую с голода. Прошло пять дней, и изголодавшейся девушке не осталось ничего, кроме как наняться в другой бордель в Бордо…

Бандерши прилагают все усилия, чтобы отыскать сбежавших от них "сотрудниц", которые покинули их, не вернув долги. Со своей стороны, девушки обращаются в полицию своего родного города с требованием организовать изъятие у бандерши принадлежащей им одежды. В 1851 году некая дама требует у комиссара послать полицию в бордель, где она раньше работала, и изъять у хозяйки принадлежащие ей вещи: две крашеные юбки, две ситцевые юбки, хлопковый передник, шерстяное платье, корсет, две ночные рубашки, четыре носовых платка. Со временем все больше и больше девушек стало сбегать из борделей, так что к концу XIX века образовалась целая армия кочующих проституток. Жак Терно подсчитал, что к XX веку для половины всех проституток срок работы в каждом борделе длился не более месяца. В лионских борделях с 1885 по 1914 год в среднем 39 % проституток работали в одном борделе не более месяца, а еще 19,7 % — не более двух. Сначала они бегут в близлежащие города, все глубже залезают в долги, двумя руками держась за свою свободу. Бандерши вынуждены были привыкнуть к такой текучести кадров, успокаивая себя тем, что клиенты любят, когда в борделе все время новые девки. Отслеживая перемещения проституток из одного региона в другой, можно сделать вывод о том, что каждый год персонал среднего борделя обновлялся на две трети, а порой и на три четверти, и целиком обновлялся каждый третий год. Некоторые бандерши пытаются давить на девушек, которых клиенты любят больше других, и не дать им уехать. В борделе, где работала Элиза, мадам прибегла к помощи всех своих "сотрудниц", пытаясь убедить Элизу передумать: "Толстушка захныкала, сказала, что она очень несчастна, извинилась за свои слезы, ведь она "не находит себе места", а затем она подтолкнула к Элизе стоявших рядом семерых женщин, каждая из которых целовала свою подругу, пыталась ласками и дружескими уговорами убедить ее остаться; на лице у всех было написано всамделишное горе, они пытались всучить ей какие-то мелочи, но Элиза осталась непреклонна. Она была сама воля, она никогда не возьмет назад свои слова, сказанные в гневе, она была согласна, по ее собственным словам, быть стертой в порошок, но не уступить".