Или да?

Точно взрослеет, если так думать стала.

– Предложите с Розочкой посидеть. Она не откажется. Она вам доверяет.

Откуда такие познания?

– А потом выведите девочку на улицу. Я буду ждать.

Ниночка хотела отказаться.

Она ведь не дура, чужих детей красть. Да только ей не позволили. Палец Эльдара прижался к Ниночкиным губам.

– Вы ведь красивая девушка. Умная, я полагаю. И понимаете, что в этой жизни заботиться надо о себе. Откажетесь? Ваше право, но тогда… жизнь – штука сложная.

От пальца пахло болезнью. И прикосновение это было в высшей степени неприятным.

– Никогда не знаешь, как она повернется. И может случиться так, что и сильной умной девушке понадобится друг… хороший друг, способный решить многие проблемы… скажем, жилищную. Это не так и сложно…

Палец он убрал.

– Хороший друг лучше, чем хороший враг, который точно также жизнь способен осложнить. Скажем, выдать запрет на использование силы. Или работу с зельями. Или еще что-нибудь… фантазия у людей порой богатая.

– Я… – Ниночка сделала шаг назад. – Подумаю.

– Подумай. Ведьмы всегда отличались умом.

И ум этот подсказывал, что связываться с подобным мерзавцем не стоит.

– Кто она тебе? Просто соседка. Дива… вы ведь не дружите, верно? Она не умеет дружить. Гордая. Заносчивая. Слишком неудобная, чтобы надолго задержаться среди людей. Рано или поздно, но ее не станет. А вот ты… ты готова разрушить свою жизнь из-за какой-то там… соседки?

– Я подумаю, – жестче ответила Ниночка и руки сжала.

– Конечно. Я буду ждать. Завтра.

С-скотина… какие же они все… и Гришка не лучше. Вчера, когда мамаша его причитать начала, только потупился и взгляд отвел. Промолчал и когда Ниночку обозвали развратною особой, сделал вид, будто не слышит. Только слышал распрекрасно, уши-то покраснели.

И этот.

– Пальто верни, будь добра, – уже совсем иным тоном произнес Эльдар.

– Конечно.

Пальто Ниночка вернула.

А с ним одно проклятье, простенькое, такое, на которое и ее малых сил хватило. Точнее взяло вот и хватило, потому как до нынешнего вечера проклятья у нее не выходили. Злость помогла? Обида? Не на этого вот, но на всех мужчин разом.

Сволочи.

Домой она вернулась, с трудом удержавшись, чтобы дверью не хлопнуть. Вдохнула такой родной, такой знакомый запах коммунальной квартиры и поняла, что не будет у нее и свадьбы.

И… пускай.

Колечко вот только с пальца слезать не желало. Намертво село.

– Масло возьми, – сказала Калерия. – Что за ночь сегодня такая…

– Полнолуние скоро, – Ниночка перестала колечко дергать. – А что…

– Да так… то Эвелинка сорвалась, то ты теперь… Владка плачет, Викушка мрачная… дети вот приснули, так что ты не шуми, ладно?

– Не буду, – Ниночка потерла руку. – У меня настойка есть, малиновая, с мятою. Сама делала. Будешь?

Калерия закуталась в байковый халат и сказала:

– Буду. Девочки тоже не откажутся.

– А твой…

– Тоже спит, с детьми… сам как ребенок, – и улыбнулась так ласково и светло, что Ниночке стало одновременно и больно, и завидно, и… может, не все так плохо с мужиками, если Калерия улыбается?

Просто надо погодить.

И успокоиться.

Выпить опять же… немного. Настоечка и вправду хороша. А у Виктории колбаса нашлась, сушеная, домашняя. Владимира достала сыр, Эвелина, чьи глаза были подозрительно красны, принесла банку икры. А Калерия – персики в собственном соку.

– У нас давали, – пояснила она, вдруг смутившись. – По банке на руки… и не всем.

Это понятно, что не всем. На всех, небось, персиков не хватит.

Ниночка наполнила хрустальные рюмки.

– За нас, – сказала она. – За женщин…

Возражать не стали.

А настоечка и вправду получилась преотменнейшая.

Астра смотрела на человека, которого, сугубо теоретически, должна была бы опасаться. Или даже бояться, потому как в воле этого человека было Астру уничтожить.

Запереть в подвале.

И расстрелять.

О чем она только думала…

– Рад знакомству, – сказал человек, с некоторой неуклюжей поспешностью выбираясь из-за стола. Стол был большим, просто-таки огромным. А человек маленьким. – Несказанно рад… Святослав…

– Казимир Витольдович, – представил Святослав человека. – Астра…

– Просто Астра.

Ей не хотелось, чтобы имя ее отца произносили здесь.

– Астра… вы… извините, что вот так… и, пожалуй, нам, конечно, следовало бы познакомиться давно, но вот… как-то… неожиданно, да…

И взглядом Святослава одарил пренепонятным.

– Вы присаживайтесь, присаживайтесь… я сейчас распоряжусь, чтобы чаю принесли. Извините, время позднее, буфет закрыт, но… уж не побрезгуйте, чем найдется.

Кабинет был…

Обыкновенен, пожалуй. Астра своего любопытства не прятала, но она и сама не знала, что ожидала увидеть здесь. Шкаф со стеклянными дверцами? Папки в этом шкафу? Папки выглядят точь-в-точь, как те, что стоят в кабинете Антона Львовича, да и шкаф похож.

Знамя на стене.

Массивный герб. Стол. И… не может быть, чтобы все было настолько обыкновенно.

Она опустилась на край стула и потрогала этот самый стул, убеждаясь, что и в нем-то нет ничего особенного, разве что лак облезший, но это со стульями часто случается. И скрипят они.

И…

Казимир Витольдович вышел, чтобы вернуться с плетеною соломенной корзинкой, наполненной доверху сушками, баранками и пряниками.

– Угощайтесь, – корзинку он поставил перед Астрою. – А чай скоро будет… и хорошо, пожалуй, что вы заглянули, а то я еще бы долго искал способ… побеседовать.

– Это сложно? – Астра принюхалась.

И пахло в кабинете бумагами, а еще пылью, что имеет обыкновение среди этих самых бумаг заводиться, самую малость – человеком с его слабостями: коньяком, сигаретами и одеколоном, запах которого призван был эти самые слабости скрывать.

– Когда как. В вашем случае… нам бы меньше всего хотелось стать причиной… вашего беспокойства.

Наверное, вежливо было бы сказать, что ее совсем даже не побеспокоили бы, но Астра промолчала.

– Однако нынешняя ситуация… гм… вам стоило сразу обратиться к Святославу.

Астра осторожно взяла сушку. Не потому, что была голодна, но человек жующий избавлен от необходимости отвечать.