Распрощавшись со всеми, я поплелся в общагу, где проживал. Она находилась за парком Кадриорг, где в тесной комнатушке уже спал утомившийся от впечатлений друг Володька Марков и томилась от скуки Птица.

На следующее утро я проснулся достаточно рано. Поезд на Питер уходил около девяти часов вечера, то есть у нас еще был впереди целый день общения.

Первым делом я рванул в гостиницу. Встретившись в фойе с „киношниками“, я увидел, что все они в прекрасном настроении. Весело, перебивая друг друга, они стали делиться впечатлениями от номеров, интересной сантехники, „всяких забавных кнопочек“ и отличном завтраке в стиле „шведский стол“.

Видимо, для них это тоже был первый в жизни визит в подобное „несоветское пространство и сервис“ и увиденное не оставило их равнодушными.

Вообще, если говорить о Таллине, тогда там было финское телевидение – два канала. Тогда весь город просто замирал, когда по тем каналам шло кино, к примеру, „Эммануэль“ показывали. Это было просто круто…

Я помог ребятам собрать вещи, и помахав ручкой „Виру“, мы двинулись в Дом офицеров за Наташей.

Ее мы встретили невероятно возбужденной, сразу было видно, что с ней произошло что-то очень из ряда вон выходящее.

А произошло вот что: Наташа для отдыха выбрала софу, первоначально предназначенную для Вити Цоя. Проснувшись утром, Наташа присела на кровати и уже пыталась сойти с нее, но контрабас, что висел над ее софой, вдруг дрогнул и с сухим скрипом обрушился на место, где полминуты назад лежала Наташа.

Когда я потом рассказал об этом капитан-лейтенанту, он был несказанно изумлен, ведь, как я уже упоминал, контрабас висел абсолютно неподвижно на своем месте больше двух десятков лет. Какое счастье, что ни Виктор, ни Наташа в эту минуту не лежали на той пресловутой софе, ведь веса этой махины и высоты, на которой он висел, хватило бы, чтобы, возможно, история советского/российского рока стала намного короче и беднее.

Обменявшись впечатлениями, коих было предостаточно, мы собрались и пошли гулять в город.

У нас, вернее, у Вити была запланирована встреча с Николаем Мейнертом. Это был очень серьезный человек, социолог, закончил философский факультет МГУ, работал на Эстонском гостелерадио и иногда в газете с незамысловатым названием „Реклама“ печатал заметки о группах русского рока.

Его часто приглашали в жюри фестивалей Ленинградского рок-клуба, и он повсюду передвигался в сопровождении своей жены. Когда-то ему была передана кассета с новыми песнями „Кино“, теми, что стали основой замечательных альбомов „Группа крови“ и последующих, пришедших на смену рок-примитивизму раннего творчества „Кино“. Цою не терпелось узнать мнение о своих новых, совершенно не похожих на старые, песнях.

Мы зашли в какой-то находившийся в подвале ресторан в центре Старого города и (гулять так гулять) скинулись – и всем вышло по чашке кофе и порции яблочного пирога. А самыми богатыми оказались Витя с Марьяной, они вообще шиканули, заказали порцию свиного карбоната на двоих.

Вскоре появился Мейнерт с женой. Видно было, что Витя с уважением стал внимать словам Николая, выслушал его мнение о концерте. Но в заключение Мейнерт заявил (в вежливой форме, конечно), что новые песни Цоя ему не по душе, вот старые – это да. То есть этот человек по своему складу мышления и жизни привык, „научно“ препарировав какое-то либо явление, разобравшись, наклеить на него определенный ярлык и удовлетворенно отложить в сторону. Любые изменения мешали внутренней системе, и поэтому немудрено, что глобальные метаморфозы творчества Виктора Цоя и „Кино“ выходили за рамки его уже устоявшегося мнения, а стало быть, находились в дисгармонии с ним.

Хотя Витя не показал виду, мимолетное разочарование мелькнуло в его глазах, и он свернул разговор с четой Мейнертов, переведя его на какую-то постороннюю тему.

До самого отхода поезда мы бродили по Старому городу, поднимались в Вышгород, спускались к морю, болтали, дурачились, Наташа иногда фотографировала… Расставание было теплым и очень дружественным. Договорились созвониться и продолжать общение.

Я человек стеснительный, поэтому просто так не звонил, никого не беспокоил. Встречались мы очень редко, опять же по вышеупомянутой причине. Хотя теперь думаю, зря я стеснялся, ведь люди чувствуют, кто им искренне радуется, кто способствует реализации их творчества.

Помню, была большая разношерстная толпа у входа в рок-клуб, что на Рубинштейна, 13: концерт-презентация (хотя подобное определение тогда не употреблялось) новой программы группы „Патриархальная выставка“, а после них запланированный сет „Кино“.

Где-то за полчаса появляется Витя и своей знаменитой походкой, глядя вперед, рулит к входу в еще закрытый зал, чтобы пройти внутрь. Взгляды всех устремлены на него, народ молча расступается перед ним, как льды перед атомоходом „Арктика“, и каково было мое удивление, когда Виктор краем глаза уловил меня, тут же остановился, поздоровался и, взяв за руку, провел в зал. А я заодно прихватил и пару своих друзей…

Позже появился еще повод встретиться с Цоями: моя свадьба. Мы с Оксаной решили, что будет здорово, если среди гостей на нашей свадьбе будут Виктор с Марьяной. Я позвонил Марьяне, но, к сожалению, „Кино“ с концертом выступали в Выборге, а одна без мужа Марьяна приезжать не хотела. Зато согласился приехать и активно поучаствовать в свадьбе Игорь Семенов – некоторым образом реинкарнация Роберта Планта в питерской среде, красавец-раскрасавец, высоченный, с копной длинных волос, один из лучших в питерском роке вокалистов, певец хард-роковой группы „Присутствие“, а позже – лидер и автор своей группы „Рок-штат“.

Игорек приехал за два дня до свадьбы к нам в Таллин в компании с моими извечными питерскими друзьями: Сашкой Кудряшовым, Лешкой Фроловым, Вовкой Марковым и Димой Алешиным, который по совместительству был менеджером группы „Присутствие“.

На пятом этаже ПТУ, где я обитал, было сколько-то свободных комнат, я и договорился, что мне их одолжат на несколько суток „под гостей“.

Мои гости, аналогично словам из песни Владимира Высоцкого „нам сказали расходиться, ну мы и разошлися“, тут же сделали вылазку в ближайший магазин и стали вовсю праздновать грядущую свадьбу, пугая моих соседей.

Помню, как утром, накануне выезда в ЗАГС, дверь своей комнаты открывает мой будущий тесть и видит аккурат перед дверью клубок из двух длинноволосых дерущихся и не сильно трезвых персонажей: это Игорь Семенов с Димой Алехиным решили подраться.

Тесть окинул взглядом эту живописную картину, молча переступил дерущихся товарищей и, проходя мимо моей невесты-жены, обронил: „Ничего страшного, в крайнем случае, сможешь и развестись“.

Кто бы знал, что эти слова тестя были пророческими…

Тесть подарил нам на свадьбу часы с кукушкой и хотел оплатить счет за свадебный ужин в кафе, а я, переполненный амбициями, наотрез отказался. А зря, с деньгами в то время была тоска зеленая. Еще помню очень прикольный, на мой взгляд, момент свадьбы.