Валерий Девяткин:

«Я знать не знал, что устраивается какой-то фестиваль, не видел никаких афиш и уж тем более не имел представления ни о каком Цое и „Кино“… И вот когда я зашел в зальчик, где все это должно было происходить, там уже выступало несколько команд. Играл „Шанс“ из ДК шинников, „Аттракцион“ из ДК строителей. Потом на сцену вышли „ЧП“: Перминов, Федяков, Пух, Быков и Кремлев. Это было потрясно: их музыка отличалась от официального рока тем, что имела большую энергию протеста, пусть даже не совсем оформленного и не совсем осознанного. Вся молодежь ринулась к сцене, все засвистели, замахали руками…

Тем временем „ЧП“ отыграли, на сцену вышел ведущий и объявил, что вместо групп „АукцЫон“ и „Странные игры“ выступит Виктор Цой и группа „Кино“ – встречайте!

Когда они заиграли, я поначалу подумал, что „ЧП“ получше будет, но смотрю: публика кричит, машет руками пуще прежнего… Все „киношники“ были в черных робах, и на спинах у них было написано: „Кино“. Музыканты совершенно не двигались по сцене, только Цой тихонько пританцовывал. Исполняли, помнится, „Тем, кто ложится спать, спокойного сна“.

На следующий день все было то же самое. Вот только в „Кино“ я воткнулся гораздо серьезнее. И тексты и музыка у Цоя были гораздо круче, чем у „ЧП“…»[90]

Виктор Сологуб, рок-музыкант:

«Ничего толком не помню. Только завтрак в гостинице и обратную дорогу, когда пьяный Витя с верхней полки упал. Потом мы с Гурьяновым в Москве разругались зачем-то. Молодые были, глупые! Потом помирились. Последние пару лет перед его смертью встречались и даже пару раз джемовали у него дома с винилом и моими машинками. Играли, импровизировали».[91]

Михаил Коковихин:

«Это был знаменитый сейшен! Помню, кагэбэшники (типа Юрия Исупова) в черной „Волге“ отслеживали наплыв „диссидюг“ вроде Леши Безденежных. Виктор Цой – тоже в черном – незабываемо пел: „Перемен! Мы ждем перемен!“»[92]

Илья Смирнов:

«В кафе „Метелица“ на официальном комсомольском мероприятии Слава Задерий спел явную антисоветчину, власти спохватились и выключили электричество Цою».[93]

Сергей Борисов, фотограф:

«Я посещал много разных мест и выставок, таская с собой как фото-, так и видеокамеру. Я даже не в состоянии вспомнить сразу, где я тогда успел побывать. Но некоторые события помню отчетливо: например, выступление в „Валдае“, где была выставка и уже звучало слово „Асса“ – как заклинание или боевой клич. Тенденция у многих модных центровых мест была такова, чтобы впихнуть все самое новое и малоизвестное.

В „Метелице“ было запрещено снимать, и я был вынужден сдать сумку с камерой в гардероб. Там тоже был винегрет из Криса Кельми и Макаревича – это было уже не их время, но они об этом еще не знали – и были заявлены действительные герои этого времени: „Черный обелиск“ и „Кино“. Поэтому я, пользуясь советским организационным дебилизмом, вернулся в гардероб, взял сумку, вынул камеру в туалете и пошел снимать. Запрещали и обыскивали только на входе. Во время выступления „Кино“ администрация (с красными книжечками в кармане) после первой же песни попросила их покинуть сцену. Но Цой, не обращая на это внимания, запел „Электричку“. Менты отключили электричество, но они явно не понимали, с кем имеют дело: концерт продолжился в акустике. Зал стал скандировать вместе с Цоем: „Электричка везет меня туда, куда я не хочу“. Это произвело очень сильное впечатление. Менты вылезли на сцену и объявили, что концерт окончен по техническим причинам. Я не знаю точно, что подразумевалось под словом „Асса“, возможно, остальные тоже, но это что-то понеслось и стало сильно напрягать администрацию культурных мест».[94]

Георгий Гурьянов:

«Я помню прекрасно. Очень хорошо помню. Но поиграть там так и не удалось. Две-три песни и все».[95]

Юрий Каспарян:

«Этот концерт можно увидеть на YouTube. Мы смеялись, потому что это было уже то время, когда все стало можно, ну реально все это уже не преследовалось. Это, как Ахматова говорила про Пастернака вроде, „вон как нашего рыжего прижали, карьеру ему делают“.[96] Вот примерно так и у нас получилось. Такой героический угар. Я все понимаю, но просто реально уже все было можно, а тут какие-то запреты. В общем, у людей какие-то рефлексы сработали последние. Причем нам это и не нужно было в принципе. Обычный концерт был бы веселей. А тут получилось такое нечто с диссидентским налетом. А мы никогда не были диссидентами».[97]