— Что такое? — обеспокоился сидящий рядом Алексей Алексеевич.

— Мне кажется, повар немного перестарался! — недовольно произнесла Мила, понимая, что ей объявлена кулинарная война.

Василий вновь вошел в столовую. Он поставил перед хозяином дома обжаренного цыплёнка табака и на отдельных общих тарелках гарнир — пюре и салат из овощей. Мила внимательно наблюдала за немного нескладными телодвижениями прислужника, заметив, что он пьян.

— Я прошу прощения, Василий, мне кажется, мой суп вы посолили дважды! — произнесла она подчеркнуто вежливо.

— Вам показалось! Я всегда славился скорее недосолом, чем пересолом!

— Что ж, не хочу быть голословной. Возьмите ложку и попробуйте!

— В этом нет необходимости! — разводил руками Василий. Если хотите, я поменяю вам тарелку, но не уверен, что вам снова придется по вкусу мой суп.

— Я настаиваю, чтобы вы попробовали прямо сейчас этот суп! — отчеканила Мила.

Алексей Алексеевич с любопытством наблюдал за этим противоборством, смакуя мясо цыпленка.

— Хорошо! — взмахнул рукой толстяк, и прежде чем отведать испоганенный суп с пафосом выступил: — Но боюсь, что вы ничего никому этим не докажете! Я много лет работаю в этом доме и впервые слышу придирки к качеству подаваемых блюд!

Не хватало только аплодисментов и барабанной дроби. Казалось, время замедлилось. Он не спеша взял ложку, зачерпнул жидкость и отправил ее в рот. Теперь оставалось только проглотить ее и сделать вид, что вкус во всех тарелках одинаков и тогда женщина, разбившая ему сердце, будет выставлена идиоткой и вруньей. Лицо Василия перекосило, он с трудом сдерживал рвотные позывы. Через мгновение он умчался прочь, чтобы не расплескать содержимое желудка прямо на глазах хозяина.

— Я заметил, что в последнее время он не в себе! — произнес Алексей Алексеевич, провожая взглядом мстительное облако, готовое устроить осадки над унитазом.

Желудок Милы заурчал от голода, надежды на то, что ее прилично покормят, совсем не осталось. Она спросила разрешения воспользоваться посудой из шкафа и, взяв тарелку, поспешно положила себе горку пюре и овощей.

— Мила, я вчера оценил послание и могу сказать — прогресс налицо! Ты радуешь меня, и я наблюдаю за твоими устремлениями.

Эта пространная фраза казалось очень бездушной и формальной, словно Алексей Алексеевич хотел сказать что-то другое, но не решался.

— Есть замечательные правила, дополняющие то, о чем я уже говорил: во-первых, ценить, то, что есть. Воспринимать все, что окружает, как должное, и быть благодарным за то, что сыт, обут и обогрет. Во-вторых, желать меняться. Ведь счастье стучится в жизнь того человека, который растет духовно и не замирает на месте. Под лежачий камень вода не течет — это истина. Ну, и, в-третьих, усмирить амбиции! Жадность губит все живое. Я видел много людей, которые занимались саморазрушением, потому что пытались взобраться на вершины, которые им не по зубам.

Мила не понимала, к чему все это было сказано. Алексей Алексеевич словно программировал ее, но для чего? С какой целью? Ответов на эти тревожные вопросы пока не было. Старик словно откликнулся на ее мысли и таинственно произнес:

— Завтра, дорогая моя, я тебе все объясню. Назначаю свидание за завтраком на этом же месте. Надеюсь, Василий будет в хорошем настроении и не пересластит твою кашу! А сегодня обдумай то, что я тебе сказал. Хорошенько обдумай! Подробно!

Мила насторожилась, а хозяин дома, пожелав ей приятного дня, встал из-за стола, намереваясь покинуть гостиную.

— Извините, Алексей Алексеич, а ваш сын… Я думала, он тоже пообедает с нами…

— Сын уехал по делам. Возникли кое-какие проблемы на предприятии, и он решил самостоятельно разобраться в ситуации. Я так рад, что он интересуется делами! И, кстати, отчасти в этом и ваша заслуга!

— Моя? — удивилась девушка.

— Конечно! Я же говорил, что женщина «делает» мужчину, создает его. Ради вас мы совершаем подвиги, меняемся. Богатеем! Хорошего дня!

Мила осталась одна за столом в раздумьях. Встреча, назначенная на завтрак следующего дня, страшила ее. Ей показалось, что карточный домик, в котором она нашла временное пристанище, начинает рушиться, и этот процесс необратим. Встряхнув головой, она отогнала мрачные мысли и поспешила в свою комнату, ведь надо было придумать вечерний образ. Ей хотелось поразить Алекса.

Прибыла вторая партия заказанной одежды из ателье Лилии. Настроение девушки зашкаливало, она кружилась по комнате, напевая радостно мелодию из какого-то кинофильма. Она не заметила, как дверь тихонько приоткрылась, и на пороге появился Алекс. Он с любопытством наблюдал за ней, его откровенно веселила эта детскость девушки, получившей щедрые подарки просто так, без всякого повода.

— Алекс! — воскликнула она, остановившись. — Вообще-то стучаться надо!

— Я стучался! Но концерт был в самом разгаре и, похоже, моя вежливость затерялась среди музыки!

Мила уселась на кровать и закрыла раскрасневшееся лицо руками. Он тихонько убрал ее ладони и поцеловал, причем, весьма странно — сначала в лоб, потом в глаза, затем подбородок и напоследок чмокнул в нос.

— Через пару часов встречаемся у выхода, — произнес он и направился к выходу, но прежде чем уйти, Медведь повернулся и с улыбкой произнес:

— Мне понравилось, как ты поешь. Может, как-нибудь сходим в караоке?

Мила запустила в него тапкой, но Алекс увернулся и поспешно вышагнул в коридор, прикрыв за собой дверь.

— Ого! Я не хочу уже никуда идти! Быстро в спальню! — произнес он, рассматривая вечернее платье Милы с впечатляющим боковым разрезом. Оно было приятного фиолетового оттенка и слегка блестело, так что отсутствие драгоценностей не делало ее облик блеклым. Строгость и распутность одновременно — в этом была особенная притягательность. Алекс озорно ее чмокал то в одно, то в другое оголенное плечо. За этой любовной игрой наблюдал мрачный Василий, все его существо кричало о неприятии этой резвости влюбленных. Он был печален, как Пьеро и нес в этот мир грустную песнь о неразделенной любви. Мила обратила внимание, что он слегка пошатывался из стороны в сторону, словно маятник, и это в очередной раз свидетельствовало о злоупотреблении спиртным. Конечно, толстяк не мог конкурировать с красавцем-богачом. Он с завистью разглядывал его дорогое одеяние — легкий летний костюм темно-серого цвета, в котором Алекс выглядел как кинозвезда на красной дорожке. Мужчина страдал, искренне считая, что преградой между ним и его возлюбленной стали денежные купюры. Василий сделал ироничный жест, имитирующий снимание шляпы. Естественно этот маленький спектакль был исключительно для дамы, Алекс и не подозревал, что за его спиной осмелевший шут пытается выразить свое недовольство по поводу происходящего.

— Вам больше ничего не нужно, Алексей Алексеевич? — не скрывая раздражения, заголосил повар.