Слова Макса были и правдивы, и нет. Он был моим другом на тренировке. При надобности подвозил меня домой. Но мы не могли просто взять и позвонить друг другу, встретиться на пляже, поругаться из-за места на переднем сиденье. Это тоже изменилось.

После отъезда Джулиана машина снова принадлежит мне. Я паркуюсь в дальнем конце стоянки вместе с остальными одиннадцатиклассниками, имеющими водительские права. Взгляд устремляется к любимому месту парковки Калеба – под деревом, возле спортивного поля. В прошлом году он всегда оставлял там машину. Не самое удобное местечко с утра, но самое лучшее для отъезда после окончания занятий. В этом весь Калеб: всегда планировал все наперед.

Я занимаю первое попавшееся свободное место, внутренне подготовившись еще один день провести в помещениях, где нет больше Калеба. С его пустого школьного шкафчика снят кодовый замок. Я не услышу его голоса в коридоре, его доносящегося из-за угла смеха, не увижу его макушку в толпе, не поймаю его взгляд поверх разделяющих нас людей. Здесь вокруг пустые пространства. Для меня они – зияющая в мире дыра. Но сегодняшний день отличается от предыдущих. Наверное потому, что я столько времени провела в комнате Калеба. Теперь я вижу его везде. Вижу не пустоту, а вещи, оставленные им.

Мне в глаза бросается жирная царапина на дверце его шкафчика, прочерченная клюшкой для лакросса. Мелькает воспоминание: я шепчу «бу!» в ухо Калеба, он резко разворачивается, и торчащая из сумки на спине клюшка царапает металл. Проходя на первой перемене мимо двери класса Калеба, я замечаю, что его место теперь занято другим парнем из его команды. Но за секунду до этого я вижу Калеба, рассказывающего историю и оживленно размахивающего руками. На уроке математики, проходящем перед обедом, я смотрю в стеклянное окошко в деревянной двери. Взгляд притягивает клейкий след на нем и уголок скотча. Я тут же вижу Калеба, отскребающего этот клей и покусывающего губу.

* * *

В прошлом году на Неделе школьного духа команда по лакроссу прилепила школьные флаги ко всем окошкам в дверях классных аудиторий. И все бы ничего, но парни подписали черным маркером фразочку о команде противника. Что те плохо играют и вообще полные лохи. Потому вся команда по лакроссу и торчала в коридоре после занятий с ведрами воды, губками и мылом, отскребая прилепленное ногтями или скребками для лобовых стекол из их машин.

Сидя на математике, я представляю Калеба по другую сторону двери, очищающего окошко вместе с остальными товарищами по команде. Я тогда, проходя мимо него по коридору, неодобрительно поцокала языком и засмеялась в ответ на взгляд, каким он меня одарил. Калеб провел мыльной рукой по своим светлым, выгоревшим на солнце волосам и смущенно улыбнулся. Я остановилась и уперла руку в бедро.

– Ты пропустил клейкое пятнышко, – указала я.

Один из его товарищей по команде спросил:

– Ты не попросишь свою подружку помочь?

– С чего это мне просить свою девушку отскребать клей от стекла? Беги, Джесса. Беги, пока можешь.

Все в его комнате и вне ее напоминает мне о нем. Даже мое собственное отражение, уловленное краем глаза в стекле двери, воскрешает в памяти образ Калеба.

Кто-то зовет меня по имени, и я не сразу осознаю, что это – учитель. А когда наконец, осознав, опускаю взгляд в тетрадь и готова ответить, он уже опрашивает других, не зная, что со мной делать.

* * *

Звенит звонок, и все ученики покидают класс. Из коридора доносится приближающийся стук каблучков. Его издают пурпурные туфли на ремешке, с черной шпилькой. Их обладательница, войдя в класс, постукивает носком туфли рядом с моей сумкой.

– Готова? – спрашивает Хейли.

Я поднимаю на подругу взгляд. Ее длинные темные волосы стянуты в высокий хвост. Она старается вести себя как ни в чем не бывало. И до меня вдруг доходит, как сильно мне повезло, поскольку я вспоминаю наш с ней последний разговор. Он произошел не в церкви, а на следующий день. Хейли пришла ко мне домой. Родители пустили ее, а я повела себя очень некрасиво: грубо отбрила ее односложными ответами, а потом попросила уйти. Ее последние слова: «Я просто пытаюсь тебе помочь».

«Что ж, ты ни фига не помогаешь».

«Ты-то хоть все не порть».

«Ты-то». Два маленьких слова. Они сидят у меня под кожей и каждый раз, когда я слышу голос подруги, впиваются в мое сердце.

– Хейли… – выдавливаю я, подбирая слова для извинения.

– Сегодня дают картошку-фри, – перебивает она меня, вновь постукивая носком туфли. – Ты знаешь, какая за ней выстраивается очередь. Ну, я это просто к слову.

Я закидываю рюкзак на плечо и благодарно улыбаюсь подруге.

– Идем.

По дороге в столовую Хейли пытается увести меня в другом направлении. Пытается отвлечь болтовней о своем последнем бойфренде.

– Что это, черт возьми, такое? – спрашиваю я, когда она поспешно тащит меня мимо информационного стенда.

Она не хочет, чтобы я его видела. Но опаздывает с этим.

К стенду прикреплены бумажные листы, тут же висит ручка. Это петиция, понимаю я. Петиция с требованием переименовать Коутс-мемориал-бридж в Эверс-Коутс-мемориал-бридж. На листах не меньше сотни подписей. В самом верху фотография Калеба из его школьного пропуска, а рядом на стене в стеклянной рамке его серая спортивная футболка. Она сложена так, чтобы всем была видна его фамилия, напечатанная под логотипом нашей школы.

– Где они ее взяли? – спрашиваю я.

– Из его шкафчика, – отвечает Хейли. – Идем, – тянет она меня за руку, но я упираюсь.

– Когда?

– Его мама приходила в школу в ту первую неделю, когда ты…

Подруга умолкает. Но ей и не нужно продолжать. Когда я сидела в своей комнате, в темноте, не отвечая ни на телефонные звонки, ни на сообщения, ни на звонки в дверь. Когда Хейли заглянула проведать меня, а я прогнала ее и ночью (родители уже спали) вышла на пробежку. Мне тогда чудилось, что я слышу доносящийся издалека гул речной воды.

– Так почему его футболка здесь? – допытываюсь я. Калеб всегда держал в своем шкафчике сменную одежду – тот Калеб, которым он становился в три часа дня. Но мне неприятно видеть эту футболку не у него дома, а выставленной напоказ в рамочке. Это как-то неправильно.

Хейли пожимает плечами.

– Его мама хотела взломать замок, но Макс знал к нему код, поэтому она открыла шкафчик Калеба при нем. – Подруга указывает на стену. – Там лежала только эта футболка.

– И больше ничего?

– Не считая карандашей, больше ничего.

Это футболка с благотворительной акции, проходившей в пользу нового спортивного центра год назад. У меня такая же, только с фамилией «Уитворт» под логотипом нашей школы. На футболке Калеба написано «Эверс». Мы все купили себе такие и надевали их в дни матчей, забегов, да и просто так.