Мир, в котором Пепел обитал, всегда, ежеминутно готов был его прикончить. Если бы Сергей Ожогов желал иного, то давно бы поменял свою жизнь на тихое, мирное прозябание, допустим, в роли управдома или депутата муниципального округа.

За десять минут до отчаливания прибыло несметное количество машин и цыган. Автомобили мигом организовали пробку у въезда на причал, некоторые бодали друг друга, сминая бамперы. Но это не вызвало ссор – слишком все торопились на теплоход. А гвалт стоял – словно бешено ревели тысячи футбольных болельщиков. Рев, мычание, бульканье, кашель – это было непрерывное кипение звуков, будто варился непомерный котел каши.

– Что-то знакомая карточка вон у того, который чапает по трапу в зеленой рубахе, – кивнул, облокотившись на перила фальшборта, Пепел.

– Певец из группы «Вице-премьер», – в голосе Рокки Бронко проскочило легкое презрение. – Из артистических цыган.

– Он нам споет?

– Он нам сыграет. В карты.

– Кто бы мог подумать, – удивился Пепел.

Поглядев еще немного на пеструю цепочку, поднимающуюся наверх, Сергей пофланировал вдоль борта.

– Ты от нас не отходи, – посоветовал Рокки Бронко, догнав Пепла и положив ему руку на плечо. – Пока ромалы не привыкнут к твоей личности, могут возникать недоразумения.

А племяш вдруг рыгнул запахом кильки в томате. Нет, это не была случайная отрыжка, это было заранее обдуманное громкое и продолжительное рыгание, в которое смуглян вложил чисто восточный пыл. Типа, показал Сергею, чего тот стоит. Замер и впился в Пепла взглядом антрацитовых очей, словно хотел убедиться, что подконвойный осознал свое ничтожество. Но Пепел демонстративно не заметил актерский этюд племяша. Не стал Пепел и спорить с Рокки, дескать, что-что, а недоразумения он разрешать умеет, всю жизнь их разрешает направо и налево. Все равно не отстанут.

Дошли до кормы. Там на скамейках с видом на бурунчик сидела и хохотала, хватаясь за животы, группка из пяти молодых цыган. Мимо Пепла со товарищи на корму прошли еще трое. Один пожилой цыган с выбритым лбом и роскошной косицей, в полувоенном френче и хромовых сапогах, и двое цыган помоложе, судя по схожести в лицах, его сыновей.

Старик поднял голову и словно споткнулся.

– Ты?! – прокричал он, побелев лицом. – Здесь?!

Пятеро хохочущих цыган задрали крючковатые носы. Смех сразу оборвался.

– Я, – сказал один из пятерки и пружинисто подхватился с лавки. Высокий, скалистый профиль, стальной голосище, разбитые кулаки, на голове ни волоска. В туфлях не меньше, чем от Густава, и в костюме не слабее, чем от Ланжино. – Это я, Саша Володар, тебе не мерещится.

– Я не убил тебя, когда отнимал свой товар, – прошипел старик, расстегнув верхние пуговицы френча.

– Ты решил, что я стану прятаться?

– Ты божился, что больше никогда не посмеешь показаться мне на глаза!

– Ты не убил меня, потому что был вне себя от радости, когда заполучил свою траву. – Володар поправил стильный галстук. – И на радостях сделал глупость. Сам виноват.

– Поганый выкидыш! Так сдохнешь сейчас! – Старик с лихой удалью выдернул из-за голенища финский нож.

Его сыновья, запоздав лишь на мгновение, нагрузили свои ладони точно такими же финками. Не остались статистами и соперники, тоже повыхватывали ножи разной длины, ширины и конструктивных особенностей, а Саша Володар достал из кармана пиджака шипастый кастет, всунул в отверстия пальцы.

– По-моему, один я тут хожу безоружный, как честный карточный рыцарь. Или как придурок, – негромко произнес Пепел, повернувшись к баронову сынку.

Рокки в ответ лишь хмыкнул.

На корме дело катилось к резне. Парни Володара рассыпались по сторонам, беря противника в клещи. Сыновья же, наоборот, жались к отцу. Старичок отнюдь не производил впечатления божьего одуванчика. Судя по появившейся гибкости в членах и выкрутасам лезвия в руке, нож, как оружие, ему очень даже знаком, и неизвестно, как насчет того, чтобы перерезать все глотки, но пару глоток он обязательно достанет.

Пепел не заметил, откуда на корме появился один из парней в цветастых рубахах, в черных жилетках и лакированных штиблетах. Но появился. И неспешно, как бы с ленцой, вытащил из-за пояса вороненый короткоствольный револьвер. После чего пронзительно свистнул в два пальца. Внимание обеих сторон было ему гарантировано.

– Ну? – Страж порядка почесал стволом подбородок. – Стрелять? Или все-таки вспомните, что вы на «джелем-джелем»?

– Тебе не жить, сын свиньи, – прошипел старик, испепеляя взглядом Володара. Но все-таки первым загнал нож за хромовое голенище.

«М-да, состязание обещает быть веселым», – подумал Пепел, провожая взглядом покидающих поле боя старика с сыновьями. Что-то недоброе проворчал и Саша Володар, уводя свою команду противоположным бортом, но его слова поглотил длинный прощальный гудок теплохода.

Теплоход отчаливал в семнадцать тридцать, как и было запланировано. Пепел разглядывал гранитные набережные, дома с разбрызганным по окнам и крышам солнцем, рыболовов по обеим берегам, снующие по реке катера. Не навсегда ли от этого уплываешь, Пепел?

* * *

– ...Так что прокушенную вдоль и поперек Акелой дискету можешь выкинуть. Восстановлению не подлежит, – равнодушно отмахнулся Таныч.

– Зачем же тогда твой предусмотрительный Акела ее на зуб брал, будто шкет мамкину сиську? Три дня не ел?

– Для надежности. Компьютеробоязнь – слыхал? Люди в возрасте подвержены. А Акела, тем более, мужик был зубастый. Правда, нашлись и зубастее его.

Ботсадовские пейзажи у Таныча не вызывали никаких ассоциаций, и вопросом, на кой ляд Пиночет притащил товарища Сокова в этот богом забытый край города, Таныч не мучился. Время покажет. А вот зачем спутнику-отморозку понадобилось столько разных мобил, бывшему высокопоставленному члену Церкви Голубя было интересно. Причем, Таныч готов ноготь дать, что Пина хватал с разгромленной витрины не все подряд и не обязательно самое дорогое.

– Здесь просто должен кто-то дежурить на стреме, – забубнил под нос, будто сам себя уговаривает, Пиночет, вытряхивая из кармана на сидение «лендровера» обломки той самой, еще позавчера заветной, дискеты. И косо наблюдая, как отреагирует Таныч, вдруг дискета все-таки ценность имеет?

Таныч не моргнул, когда облущенный и мятый, вибрирующий, словно паутина на ветру, диск укатился с сидения вниз.

– Никто из вензелевцев не верит, что я могу сюда вернуться. Но шестерку, заставив выучить мой словесный портрет, обязаны были где-нибудь рядом подселить, – бормотал Пина. – А мне как раз язык почесать с уважаемой публикой нужно.

– Если где-то рядом шестерка, через десять минут появятся и остальные.

– Вот поэтому в десять минут мы и должны уложиться, как на ферме по разведению кроликов. – Пина говорил, а сам искоса по сторонам так и зыркал.