…Как-то получилось, что все мое свободное время, включая выходные, проходило на Турхане. Мир и страна менялись. Вокруг что-то грохотало и перестраивалось, развенчивалось и развинчивалось, но до нас не долетали даже брызги. Мы росли, делая луки, как у Робин Гуда, и шпаги, как у Боярского, слушали «Ласковый май» и тайком курили «БТ». Джуля был рядом. Он не одобрял «Ласковый май» и «БТ», но с удовольствием становился специальной собакой мушкетеров. И плевать, что в кино у мушкетеров никакой собаки не было! Но чаще Джуля просто ложился рядом с нами и внимательно смотрел и слушал. Ему уже тяжело было носиться, как раньше. Он старел. Левый глаз с каждым годом все сильней затягивался мерзкой белой пленкой, он уже не всегда слышал, когда кто-то звал его, и все чаще часами лежал, положив голову на вытянутые лапы. Коты, осмелев, бегали у него под носом, соседские псы нагло забегали на нашу территорию. Но Джуле было все равно. Он все так же улыбался всему двору в сорок два зуба и с благодарностью пил воду из миски. К крану в бараках ходить он уже не мог, а из лужи пить так и не научился… Мы вызывали ветеринаров и мучили аптекарш – мы точно знали, что есть где-то лекарство. Не наше – японское. И если Джуля его выпьет, он выздоровеет!

А однажды он лежал во дворе и не услышал, как, урча мотором разворачивается хлебовозка… Когда мы прибежали, Джуля был еще жив. Его голову держал на коленях Фела – водитель хлебного фургона. По лицу Фелы текли слезы и капали на Джулину морду, смешиваясь с собачьей кровью.

Фела поднимал глаза на окружавших его соседей и все время повторял: «Я его не видел! Честное слово, не видел!» – а Джуля пытался лизнуть Феле руку и лицо. Он помнил Фелу маленьким и не обижался на него. Наверно, просто не умел. Малолетки еще бегали вызывать «скорую», но нам, двенадцатилетним, все было понятно. Тут не помогли бы и японские таблетки.

Потом еще долго Феле прокалывали колеса, били зеркала и кричали вслед «живодер». Он только втягивал голову в плечи и молча менял скаты. Родители предлагали купить нам другую собаку. Глупо. Разве можно купить собаку для всего двора? Она обязательно будет чьей-то.

Закончилось то лето. Потом и следующее. Я поступил в универ, у меня появилась новая компания, и я перестал проводить время на Турхане. Закончилась «та» страна и началась «эта». Всех здорово раскидало. Валек сел, Алика выпустили, Рыжий из пятого в ментовке работает. У Сявы уже трое детей, Кудар в Москве, Миха оказался евреем и уехал в Штаты. Робсон «борщнул», Олег «завязал». Жизнь продолжалась. Потом бабушка переехала к нам поближе, квартиру продали, и я совсем перестал там появляться. Только иногда встречал детских друзей, обменивался с ними неискренними «Где ты? Как ты?» и уже через минуту забывал об их существовании.

А недавно за каким-то чертом я оказался в том районе. Я удивился – какое все тут маленькое. Тогда этот мир казался мне огромным. Но потом я понял, что особо ничего не изменилось. Снесли уродливые бараки и построили такие же уродливые пятиэтажки. Никуда не делись общаги с беженцами. Правда, вокруг них уже носятся дети и внуки ТЕХ беженцев, а в окнах стоит пластик. На месте был ларек «Овощи-фрукты», в котором однажды перед Новым годом продавали бананы. В обувной мастерской Сурена работал какой-то парень. На лавочке сидел тот же алкаш Челя. А может, и не он. По двору носились мальчишки. У них в руках были мечи и щиты, за которые я бы удавился в детстве. Я спросил у одного из них:

– Эй, у вас есть собака?

– У меня? Нет.

– Да не у тебя лично! Во дворе есть собака? Дворовая. Общая.

– В смысле, бродячая? Не-а, нету. Зачем?

Действительно… зачем?

А вы не знаете, к чему снятся собаки?

На первом курсе я познакомился с девочкой… Не с той девочкой, которая мне потом женой стала, а с другой. Но тоже красивой. Девочку звали Афина, она была такая шумная и веселая гречанка. Это важный факт, запомните!

Ну и, как положено, вызвался я девочку проводить до дому после универа. И вот, идем мы такие по улице Маркова, болтаем. И аккурат напротив клуба ВРЗ[6] нам навстречу хулиганы! Группка таких бодрых юношей с девиантными наклонностями. Год был девяносто четвертый, что ли… И как-то вся мелко-уголовная шелупонь тогда повылазила наружу. Телефонов у терпил еще не было, поэтому хулиганы промышляли мелким гоп-стопом, ориентируясь на кроссовки. Ну, и мастерку могли «отработать». Или тупо звиздюлей навалять всем хором. Да. Чаще целью было навалять. Не особо меркантильные были хулиганы тогда…

И вот такая кодла в количестве четырех тел нам и повстречалась. Я в те годы выглядел весьма интеллигентно – носил очечки, имел аккуратный пробор и верил Дейлу Карнеги. Близорукий и толерантный. А! И жирненький. Не жирный, как сейчас, когда пузо – это и армор, и оружие нападения, а просто упитанный. То есть, идеальная жертва. Но при этом – весьма самоуверен. Бо, имел газовый пистоль. Поэтому на стандартный вброс: «Есть деньги?», – ответил: «Есть, но увы! Ничем не могу помочь!» – и широко улыбнулся. Карнеги-стайл! Ну, и тут понеслось: начали с меня очечки срывать и вербально унижать.

Расчет простой – либо клиент морально ломается, доставляя удовольствие этим приматам, либо вступает в неравный бой и обратно приносит тем же приматам это самое удовольствие. Мы не рассматриваем варианты «КМС по боксу против хулиганов» или «Чужой против Хищника». Это ж улица. Граждане бьют друг друга неумело и, как правило, побеждают те, кого больше.

Но я же с дамой! Короче, «мы принимаем бой». Джунгли аж замерли от этого батла. А чё? Нормально. Четыре часа пополудни, центр города, упитанный юноша против четырех хулиганов и громко орущая смуглая девушка. Война и немцы! Мортал комбат. Индо-пакистанский инцидент. Рагнарёк! Пытливый читатель спросит: «А как же вундерваффе в виде газюка?» Ха! А он в сумке спортивной. Физра в тот день была. И когда мы начали в лицо друг дружке залазить, не до пистоля было. Это, конечно, стратегическая и тактическая ошибка – держать пистоль в сумке.

Но драка и без ствола проходила слаженно и азартно. Главный Хулиган (у него одна рука почему-то была в гипсе) надежно удерживался за шею локтевым захватом и выступал защитным щитом от подельников. Подельники, вдохновленные Ван Даммом, дерзко прыгали и пытались угондошить меня «вертушкой». «Вертушка» выходила невысокой и чаще прилетала в Главного Хулигана. Он хрипел «явашумать» и нервничал на своих несообразительных, но спортивных друзей. Друзья, вместо того, чтоб без затей бить мне в голову своими преступными руками, прыгали и мешали друг другу. Афина – орала. Я, лишенный очков и мысленно предавший анафеме Карнеги с его советами, ревел как носорог.

Смеркалось. Я даже стал уставать. Полупридушенный Главный Хулиган булькал и обмякал. Другие хулиганы уже устали прыгать и просто обозначали. Не стало слышно моей спутницы. Более того – ее даже перестало быть видно! Я решил, что пора переходить к активным действиям. Кавалерия не спешила на помощь. И отважно я пошел в атаку. Конфликт заиграл новыми красками. Новые краски заиграли, в основном, у меня на лице. Лишенный прикрытия в виде ГХ, я сразу словил пару плюх от вандаммов. Короче, я понял, что пора начинать стрельбу. Добравшись до сумки с девайсом, извлек его и громко бабахнул над супостатами. Шумовым. Как это ни странно, бабах возымел действие, и «группа неизвестных мне граждан прекратила противоправные действия в отношении меня». Стали уговаривать не стрелять в них и все такое. Не успел я ответить, куда им следует проследовать колонной по два, как на ристалище образовались два новых персонажа. Незнакомые, но весьма крепкие юноши шустро подбежали к нашей драке и без всяких сантиментов начали бить моих хулиганов. Да так ловко, что хулиганы сначала испугались, а потом и вовсе позорно ретировались, разбрызгивая кровь и сопли. Кому же я был обязан открытием второго фронта?