Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ковнер объединил фундаментальный анализ и учет графиков, и это был заметный шаг вперед по сравнению с исследованиями, с которых начинал Веймар51. Как и в случае с Майклом Маркусом, графики иногда рассматривались на первичной основе: действительно, Ковнер однажды доказывал, что наиболее выгодные возможности возникают, когда у вас нет фундаментальной информации52. Если рынок ведет себя нормально, цены повышаются и понижаются в небольших пределах, внезапный прорыв цен при отсутствии какой-либо видимой причины — это возможность для скачка: это означает, что какой-то инсайдер где-то узнает информацию, которую рынку еще предстоит осознать, и если вы последуете за этим участником, то войдете туда до того, как информация станет общедоступной. Один раз Ковнер и Маркус делали ставки против доллара, когда он необъяснимо окреп. Предположив, что инсайдерам стали известны важные новости, трейдеры немедленно покинули рынок, а в выходные президент Картер объявил о программе поддержки доллара. Если бы эти двое ждали официального заявления — если бы они торговали на основе фундаментальных данных, как пытался вначале делать Веймар — они были бы уничтожены53.
В 1981 году Ковнер и его компаньон Рой Леннокс случайно обнаружили стратегию, которая впоследствии стала ключевой для хеджевых фондов. Они искали валюты, стоимость которых в будущем окажется намного ниже, чем в настоящем, и покупали их по низкой форвардной ставке. Большинство трейдеров полагали, что таким образом ничего нельзя было выиграть: если форвардная ставка была ниже, то лишь потому, что валюта, вероятно, обесценивалась. Но Ковнер и Леннокс понимали, что это было не так. Низкая форвардная ставка обычно являлась отражением высоких процентных ставок: если испанские банки платили вкладчикам 7 %, песета стоила на ближайшем «наличном» рынке на 7 % дороже, чем при годовом форварде, — тем самым дисконт на форвардном рынке компенсировал покупателям неиспользованную возможность получить проценты. Далеко не являясь сигналом о том, что валюта, обесценивается, дисконт на форвардном рынке был знаком, что стоимость валюты, возможно, растет, так как высокая процентная ставка, вероятно, способствует снижению инфляции и притоку капитала в страну. В течение следующего десятилетия или около того Ковнер и Леннокс покупали валютные форварды, которые продавались с большой скидкой, и продавали валютные форварды с маленькой скидкой. Эти операции «кэрри-трейд» помогали загребать великолепные прибыли, пока конкуренты не ухватились за эту идею54.
Успех Ковнера представляет собой нечто вроде эпилога к расцвету Commodities Corporation. Как только слава о прибылях фирмы достигла тонкого слуха сидящих на Уолл-стрит, у Веймара возникли проблемы. Нью-йоркские брокеры наладили контакты с его ведущими трейдерами, стремясь разместить капитал своих клиентов непосредственно у этих звезд; они эффективно оказывали давление на желание Маркуса и Ковнера создать хеджевые фонды внутри структуры компании Веймара. Сначала Веймар сопротивлялся, но трейдеры взяли верх; босс нагрузил сотрудников Commodities Corporation такими огромными административными накладными расходами, что у трейдеров уже был соблазн обрести независимость, а теперь Уолл-стрит предлагала им альтернативный источник торговых средств — плюс большую плату за их согласие55. После некоторых внутренних прений трейдеры добились своего, и довольно скоро Ковнер управлял миллионами долларов денежных средств Уолт-стрит. Его армия торговых ассистентов разрослась до таких пределов, что он управлял государством в государстве. К тому времени когда Ковнер ушел, чтобы создать Caxton Corporation в 1983 году, он уже являлся независимым магнатом хеджевого фонда во всем, кроме названия. Он был замкнутым, обеспеченным и завидно успешным.
Тем временем пара молодых фьючерсных трейдеров приобретала вес вслед за ним. Пол Тюдор Джонс и Льюис Бэкон, с которыми мы еще встретимся в этой книге, получили начальный капитал в Commodities Corporation; и в начале 1980-х годов эти двое прибыли на вертолете из Манхэттена для посещения трейдерских обедов в Принстоне. Джонс и Бэкон обучались в Commodities Corporation, позаимствовав идеи о трендах и графиках и процедуры управления рисками; Бэкон в итоге принял Элейн Крокер, старшего административного сотрудника Commodities Corporation, на должность президента своего хеджевого фонда Moore Capital. Но Бэкон был слишком независимым, чтобы быть подходящей кандидатурой для компании Веймара, и Джонс отклонил предложение о его приеме на работу; он был счастлив получить начальный капитал от Commodities Corporation, но он не хотел работать в ней56. Трудность в привлечении талантливых исполнителей в сочетании с большими затратами Веймара привела к кризису в компании; и в 1984 году возмущение внутри компании заставило Веймара пообещать снижение накладных расходов и возвращение к «простой жизни»57. И хотя после этого Commodities Corporation упорно старалась не сдаваться, ей уже не удалось обрести прежнюю силу. Центр притяжения переместился: от Веймара к более молодым трейдерам, от идиллии в Принстоне к новому поколению нью-йоркских хеджевых фондов.
4 АЛХИМИК
Когда в 1949 году в Лондонскую школу экономики прибыл юный венгр по имени Джордж Сорос, она была охвачена невероятным возбуждением. Тяжелые раны Второй мировой войны были еще совсем свежи; жертвы нацизма, изгнанники из стран коммунизма и молодые лидеры Британской империи, разрушающейся на глазах, нашли свое убежище в Лондоне. Люди выдвигали новые грандиозные теории, пытались понять, как и почему Европа себя уничтожила и как ее можно восстановить; лейбористское правительство пыталось сделать Британию государством всеобщего благосостояния, а помощь странам Европы по плану Маршалла способствовала их быстрому восстановлению. В лекционных аудиториях Лондонской школы экономики ярые марксисты сидели плечом к плечу с борцом за экономическую свободу Фридрихом Хайеком, кейнсианцы и антикейнсианцы отстаивали свои взгляды друг перед другом. Именно в эту эпоху, как позднее написал один историк, и родился миф о Лондонской школе экономики1.
К тому времени как Сорос приехал в университет, он уже через многое прошел. Выходец из богатой еврейской семьи из Будапешта, он смог избежать нацистской оккупации, покинув своих родных и приняв христианство.