напористее и грубее. На холке девы-птицы даже встопорщились перья то ли от натуги, то ли от злости.

На красивом личике отразилась досада:

– Непробиваемый… – прошипела она. – Может быть, сам захочешь мне служить? – то ли серьёзно, то ли издеваясь, проговорила она, склонив голову набок.

– Сама знаешь, что – нет. – Поддержал её внезапную игривость ведьмак. – Коней на переправе не меняют. Стар я, чтобы …

– Зачем тогда вообще явился? – Прервала она. – Зачем с такой прытью моих слуг уничтожал? – тон снова сменился с медоточивого на гневный.

– Явился потому, что конклав послал. Тебе в нём тоже неплохо бы отметиться…

– Зачем это?

– Хотя бы для обучения. А то городишь всякую ерунду. Растишь чудищ для охраны, а они тебе же и пакостят – скотину режут. – Дива молча слушала, и он продолжил. – Зачем-то целый полк нежити подняла, чтобы с одним ведьмаком расправиться… Силы не жалко?

– Нет. – Поджала губы дива. И развела крыльями, как руками. – У меня её – вон сколько! На всё хватит. А ум мой сам Чёрный хозяин питает. Он всяко мудрее всех вас вместе взятых! И сил полным-полно!

– Много-то много, только за всё платить надо…

– Что – в городке люди перевелись? Или скотинка передохла? Это ведь, всё игры!

– И не жаль?

– Людей-то? – Она вытянула шею, как это делает гусыня, готовясь к нападению. Брови сошлись на переносице. Крылья носа раздувшись подрагивали. – Ненавижу-у… – прошипела она. – Ненавижу всё людское племя…

– Разве сама – не человек?

– Была когда-то… пока не предали, пока не изувечили, – голос уже хрипел. – Кончилась тогда моя вера в хорошее. Мужчинам не понять, что чувствует униженная женщина. – Вот и Аркуда всё твердит не уставая, забудь, да забудь. А я ничего забывать не хочу. Боль чёрным пламенем душу сжигает. Только обещание ему и держит… иначе всех бы давно пожгла или в безвольных кукол превратила. Люди глупы… и злы.

Дива зашлась сиплым карканьем.

А Видан запомнил для себя ещё одно новое имя. Если вырвется отсюда обязательно следует узнать кто этот Аркуда, что старается утихомирить ведьму. Может быть он тот кудесник, которого ищет ведьмак?

– Люди, конечно, глупы, но и они способны догадаться, кто им приносит беду…

– Ха-ха-ха-ха, – внезапно развеселилась птица. И её хохот эхом отразился от стен. – Да, конечно! Уже догадались…

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожился ведьмак.

– А то и хочу – что за все потери один олух, слишком жертвенный огребёт! Не стоило мальчиш-ш-шке не в своё дело встревать!!! – снова зашипела Дива.

Видан круто развернулся и выскочил из разрушенного храма, слыша в спину:

– Уезжай, ведьмак! А не то, хуже будет…

И теперь он не успевал. Наплевав на своё нежелание раньше времени раскрывать все свои способности, ускорился. Размытым пятном, скользящей серой тенью метнулся по гати к луговине, и дальше по берегу реки к пастбищу.

А там во всю шла расправа. Огромный белый волк метался в круге из рогатин и вил, выставленных озлобленными мужиками. Они ещё боялись нападать скопом, против которого никто не устоит. До убийства оставались считанные мгновения.

Люди озверели, и были теперь ничем не лучше обезумивших зверей, уже оставивших здравый смысл где-то за гранью. Но эта же свирепость и агрессивность, и спасала волка. Ибо они ещё не решили, кто нанесёт удар первым, а пертым хотелось быть каждому. Стать героем в глазах других.

Хотя, какое геройство было в том, чтобы прикончить того, кто даже не нападал, и, кажется, даже не собирался сопротивляться. Он только стоял, широко расправив лапы, и глухо рычал, как избитый пёс. Наверное, он искал лазейку для решительного прыжка или рывка под ноги, чтобы удрать, потому что стал крутиться из стороны в сторону.

Но круг был слишком плотным

– Дай я! – орал рябой мужик, тыкая вперёд ошкуренной слегой, с примотанным на конец, ножом в замену пики.

– Нет, я! Я! Добить его! Бей! Бей! Коли!!

Ведьмак, при всей своей нечеловеческой скорости и ловкости, едва ли успевал. Круг из живодёров почти сомкнулся, погребая под собой белого волка, когда сходу, Видан бросил проклятье послушания и ворвался в толпу, расшвыривая мужиков в стороны, откидывая своей силой.

На багровой от крови траве, распластался уже не белый волк, а грязный шерстяной клубок. Краем глаза успел зацепить женскую хрупкую фигурку на крепостной стене. Агата заливалась от хохота, подняв руки к небу. Ей чрезвычайно нравилось всё происходящее здесь на лугу. Кроме того, что он всё-таки успел.

– Э-э-э, ведьмак! Ты кого защищаешь, злодей?

– Тебя балярин нас защищать прислал, а ты? Что ты деешь?!

– Энтот волчара нас скотинки лишает! По миру пускает…

– Мы и тебя, еж ли что укокошим, и нам ничего не будет от того, что мы правы…

– Зуб за зуб, как учили нас предки!

Возмущались мужики, всё больше наглеющие от того, что ведьмак просто развёл их в стороны, не причинив вреда. Те на кого всё же попало проклятие, стояли молча, сопели, но не галдели и не порывались действовать, только зыркали.

Зато другие свирепели всё больше, приближались. Кто-то даже бросил дротик, промазав, а может, и нет, угодивший ведьмаку в защищённый скрытыми пластинами поручень.

Видан, было склонившийся, чтобы рассмотреть есть ли смысл спасать своего подручного, нарочито медленно распрямился, повернулся, нарочито зажигая в пальцах защитное плетение так, чтобы все увидели.

– Самосуд, значит, решили устроить? – сурово сощурившись, глянул на мгновенно присмиревших мстителей. – Значит, княжеский дознаватель вам уже не указ? Вы кое-что забыли людины. Это мне дана воля от лица князя править суд: казнить или миловать! – Вынул из-за ворота золотую бляху с чеканным гербом князя Жирослава и Чёрный поверочный кристалл ведьмачьего конклава. – Все видели? – спросил строго, поворачиваясь в разные стороны.

Он знал, что теряет драгоценное время, но иначе поступить не мог. Если не показать простолюдинам кто здесь власть, то всё плохо кончится. Это уже не злая сплетня, не шипение в спину – открытое противостояние. Применять к ним чрезвычайные меры без повода не стоило, как и допускать излиться необузданному гневу. Незачем питать чужое колдовство ещё более чем есть.

Его жест оценили. Замолкли. Попятились.

– Здесь моя воля решать кто прав, а кто виноват. В этом я только перед князем отчитываться буду. Расходитесь. И так все следы затоптали. Если есть охотники, то подойдите. А остальные прочь!

Мужики недовольно направились к городку. На виду остались только трое видных общинников, да какой-то сжуреный дедок. Видан погасил плетение и вновь склонился над волком.

Всё оказалось не так плохо, как могло бы быть. Волк был оглушён