ноги на ногу, закусывает нижнюю губу... Последнее обжигает сознание желанием вот так же самому зубами проверить упругость ее губ и заставляет меня с силой сжать челюсти и пальцы на ее плечах, на что фенек незамедлительно охает.

— Прости, — мгновенно прихожу я в себя, отдергивая руки.

Люба секунду вглядывается в мои глаза, затем смотрит на ребят. Тоже бросаю быстрый взгляд: Савва подкатывает к официантке, которую взял под свой прицел еще при первом заказе; Рома поднимает руку, сплетенную с рукой Ксении и, улыбнувшись, касается губами тыльной стороны ее ладони.

Фенек тут же смотрит на меня и смущенно выдыхает:

— Я хочу узнать тебя, Мирон, но ты...

— Показал себя не с лучших сторон? — подсказываю я. — Да. Мой косяк, который я постараюсь загладить. Обещаю, Лю. Помнишь, там, на обрыве... Мы хотели попробовать быть честными друг с другом? Я все еще хочу. И больше ничего от тебя не скрываю. Давай начнем с чистого листа и просто прокатимся на колесе обозрения? М-м? — протягиваю я к ней ладонь.

Люба несмело улыбается и через мгновение вкладывает свою руку в мою. Я неожиданно чувствую, как по позвоночнику прокатывается тепло — так сильно, оказывается, мне было необходимо ее согласие.

Широко ей улыбаюсь и, крепче сжав ее руку своими пальцами, начинаю движение к парку аттракционов.

Люба молчит всю дорогу. Молчит, когда я покупаю билеты на колесо обозрения. Молчит и тогда, когда мы дожидаемся свободную кабинку, а затем проходим внутрь. Я тоже ничего пока не говорю, потому что мне нравится наблюдать за ее волнением. Она реально словно переключилась и начала с чистого листа. Словно отпустила все обиды и осталась со мной наедине впервые.

Черт, невозможно милая.

Мы занимаем места друг напротив друга, Люба сразу же начинает смотреть в сторону, а я изучаю ее профиль. Черт, и невозможно красивая...

Забавно, как меняется восприятие внешности человека, когда узнаешь его получше.

— Я обратил внимание, что ты сегодня не поехала на урок балета. Что случилось?

Люба переводит взгляд на меня и, робко улыбнувшись, пожимает плечами:

— Ничего. Просто я решила больше им не заниматься.

— Неожиданно, — беззлобно усмехаюсь я. — И как так вышло?

— Папа, — говорит она тихо, словно одно это слово обязано мне все объяснить. — Мы с ним утром поговорили, и он убедил меня, что я не обязана заниматься тем, чем заниматься не хочу.

— Почему он тебе раньше этого не объяснил? — удивляюсь я. — И вообще, как вышло так, что мы с тобой за столько лет ни разу не виделись? Что ты до сих пор не была знакома с Ником?

— Мама, — следует очередное слово-объяснение, прозвучавшее удрученно. — Она у меня...

— Тиранша? — подсказываю я весело. — Под стать той «приятной» любительнице чая?

— Ага, — смущенно улыбается фенек. — Они обе не плохие, просто...

— Любят, чтобы все было так, как нужно им. Знакомо. Теперь понимаю, почему на мне твое терпение окончательно лопнуло, — смеюсь я.

— Ты в принципе как-то странно на меня действуешь... — тихо признается она, мгновенно закусывая нижнюю губу, словно пожалела о произнесенных словах.

— То есть? — не собираюсь я пропускать ее фразу мимо ушей и подаюсь вперед, ставя локти на колени.

— Ну... — стискивает она пальцы в замок, обдумывая ответ. — Кажется, я ни разу в жизни ни на кого так не злилась, как на тебя. И тем более я не позволяла себе на кого-то кричать... Я вообще редко решаюсь высказывать кому-либо свое мнение...

— Почему так вышло? Неужели тебе ни разу не хотелось послать маму или бабушку куда подальше с их строгими правилами? Они же даже указывают тебе, во что одеваться!

На лицо Любы находит тень, она поджимает губы и вновь отворачивается в сторону. Пытаюсь сообразить, что сказал не так, и быстро пересаживаюсь к ней:

— Извини, Лю... Я не собирался тебя расстраивать.

— Дело не в тебе, — едва слышно выдыхает она.

— А в ком? — накрываю ладонью ее сцепленные руки. — Или в чем? — Пальцами другой руки касаюсь ее нежной щеки и вынуждаю ее повернуть лицо ко мне: — Расскажи мне. Пожалуйста.

Люба на протяжении минуты всматривается мне в глаза, и я ей не мешаю, не собираюсь торопить. Я и сам всматриваюсь в эту насыщенную синеву, в которой кроются самые разнообразные грани чувств. Наконец она опускает глаза и глухо говорит:

— Раньше я пыталась спорить с мамой, пока один случай не доказал мне, что она была во всем права...

— Что за случай? — и мне реально интересно. Жесть как интересно понять, по какой причине она однажды решила прекратить отстаивать саму себя. Ведь она умеет, я на своей шкуре уже не раз в этом убедился.

Люба вновь поднимает глаза на меня. Мгновенно понимаю, что она не особо хочет откровенничать настолько сильно, но вдруг ее взгляд меняется, словно в моем она увидела что-то особенное. Она прерывисто выдыхает и тихо рассказывает, впервые не прерывая зрительного контакта:

— Нам с Мартой было по пятнадцать лет. Как раз на ее день рождение мы решили попробовать спиртное — она стащила бутылку виски из бара отца. Уже у меня в холодильнике мы раздобыли колу, моя мама как раз предупредила меня, что ее не будет допоздна, потому мы решили экспериментировать у меня дома... О, нам было ужасно весело. Колы в стакане, конечно, всегда было значительно больше, чем алкоголя — мы и не заметили, как выпили всю бутылку. А затем Марта вспомнила, что у ее знакомого проходит что-то вроде вечеринки. Нам обеим не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался, мы чувствовали себя ужасно смелыми и свободными. Вот мы и поехали на ту квартиру...

— Продолжай. Не бойся.

— Я почти ничего не помню из того, что там происходило, Мирон, — увлажняются ее глаза. И я непроизвольно стискиваю зубы — неужели какой-то урод позволил себе ее обидеть? Придушил бы на месте! — Знаю, что Марту увели в другую комнату... А я была в таком состоянии... Я... я ей не могла помочь... А потом появилась моя мама. Оказывается, она установила на моем телефоне отслеживающее приложение. Если бы не она... На следующий день она несколько часов подряд выговаривала мне лекцию о том, как себя не нужно вести, чтобы с тобой