— Не нужно. Не мучай себя, — порывисто прижимаю я ее к своей груди. — Я понял, Лю. Понял.

— Мама запретила мне общаться с Мартой, — всхлипывает фенек мне в футболку, стискивая пальцы на моем бедре. — Запретила извиниться перед ней. Я не хотела, чтобы так вышло... А потом в сети появилось видео... И родители Марты решили уехать из нашего города. А я так и не попросила прощения...

— Ты ни в чем не виновата, фенек, — касаюсь я губами ее волос. — Виноваты эти уроды. Не ты.

— Но...

— Без всяких «но», Лю, — немного отстраняю я ее от себя, чтобы заглянуть в глаза. — В том, что произошло, нет твоей вины.

Люба вновь отводит глаза:

— Да, возможно, ты прав... Спасибо, что выслушал, Мирон. И прости, если своими откровениями испортила тебе настроение.

— Глупости, — вновь прижимаю я ее к себе. Я, наоборот, чувствую нереальное облегчение, что самое плохое случилось не с ней. Да, мне жаль ту девчонку, но все же хорошо, что на ее месте не оказалась Люба. — Спасибо, что рассказала.

Мы еще долго сидим обнявшись, пока в кабинку не проникают лучи садящегося солнца. Фенек словно просыпается и, встрепенувшись, бросается к окну.

— Как красиво, — тихо выдыхает она.

А я сморю, как окрашивается золотом ее восхищенное лицо, как блестят, переливаясь на свету, ее волосы, как ее глаза приобретают оттенок светлее на тон, словно светятся изнутри, и глухо соглашаюсь:

— Да, очень...

Глава 16. Любовь

Я словно кожей чувствую пристальный взгляд Мирона... Едва успокоившееся сердце вновь набирает обороты, но уже с другими ощущениями. Более волнительными, приятно-тревожными. Он... он говорит обо мне?..

Бросаю осторожный взгляд на Мирона и тут же быстро отвожу глаза, сдерживая смущенную улыбку. Он смотрит так... Словно любуется чем-то невероятным. Могу ли я быть для него чем-то невероятным? После моего откровения могу?

Он и правда действует на меня как-то особенно... Даже не представляла, что я способна рассказать о том случае хоть кому-нибудь, и уж тем более ему. Но его глаза в тот момент... Я словно почувствовала, что встретила того самого человека, которому не все равно, который действительно способен понять и не осудить меня. Невероятное ощущение. Незнакомое и... приятное.

— Давай найдем ее? — вдруг спрашивает Мирон, и я в недоумении поворачиваюсь к нему, на что он поясняет: — Она наверняка есть в какой-нибудь из социальных сетей, узнаем, где она живет, и съездим к ней. Иди ко мне? — протягивает он руку, и я не задумываясь обхватываю ее своими пальцами, а затем и сажусь рядом с ним. — Я повторюсь: ты ни в чем не виновата, Лю, но если ты хочешь попросить у нее прощения, то не вижу препятствий для того, чтобы это сделать. Неправильно жить с таким грузом. Тебе необходимо освободиться.

— И ты... ты правда свозишь меня к ней? Где бы она ни жила?

— Если это не северный полюс, — улыбается он. — Но и на этот случай есть видеосвязь. Или обычный телефонный разговор. В общем, найдем ее для начала, а там и решим, как быть, ладно?

— Спасибо, Мирон, — искренне выдыхаю я.

— Пока не за что, фенек, — усмехается он и тут же извиняется: — Прости, я привык мысленно тебя так называть и не могу ничего с этим поделать.

— Ну хорошо, зови меня так и вслух, — робко улыбаюсь я, отводя глаза.

— Премного благодарен, — смеется он и поднимается на ноги, утягивая и меня за собой. — Что ж, мой милый фенек, готова ли ты покататься на действительно стоящих аттракционах?

— Это на каких? — чувствую я, как во мне просыпается азарт вместе с опасениями.

— Пошли, — хмыкает Мирон и выводит меня из кабинки.

О, все дальнейшее очень похоже на какой-то романтический фильм! Мы катаемся на экстремальных аттракционах, на которые я бы никогда не села по собственной воле, но Мирон меня успокаивает, убеждая в том, что с ним мне бояться нечего. Удивительно, но я ему верю и получаю просто потрясающие впечатления от каждого аттракциона. В перерывах между ними мы едим хот-доги и мороженое, болтаем о глупостях, подкалываем один другого, смеемся и гоняемся друг за другом, потому что кое-кто решает, что мороженое на моем носу будет смотреться очень забавно!

Рядом с тиром мне-таки удается догнать Мирона, и то лишь потому, что он сам замирает и разворачивается ко мне. Тянусь вафельным рожком с клубничной сладостью к его носу, но Мирон, за секунду до этого отправив свое мороженное в урну, ловко перехватывает мои руки и, прижав их по моим бокам, притягивает меня к своей груди.

— Замри, фенек, — выдыхает он у моего лица и... губами обхватывает мой нос! Я затаиваю дыхание, от неожиданности разжимаю пальцы на рожке, а через секунду слышу, как мороженное шмякается о тротуар. Мирон отстраняется и широко улыбается: — Проблема решена.

— Спасибо, — единственное, что я нахожусь ответить.

Он вновь коротко касается моего носа губами и, тихо посмеиваясь, берет меня за руку:

— Выбирай, какую игрушку тебе подстрелить.

— Стрелять нужно по мишеням, — улыбаюсь я.

— Выбирай, а не умничай, фенек, — подмигивает он мне, подводя к стойке.

Мы еще долго стоим у тира, потому что Мирон на радость работника тира нещадно мажет, но не сдается. Я смеюсь, подначивая его, и в какой-то момент он с лукавой ухмылкой передает ружье мне. Я тоже не попадаю. В основном из-за того, что этот негодник мне мешает, то легонько толкая пальцами мой локоть, то щекоча меня. Шутливо обидевшись, я возвращаю оружие ему. Уходим мы с синим слоником, которого, наконец, Мирон «подстреливает» для меня.

Уже заметно вечереет и, наверное, пора домой, но мне ужасно не хочется, чтобы этот день завершался. Я чувствую себя невозможно счастливой... Даже немного страшно от этих ощущений. Страшно, что, проснувшись поутру, я пойму, что этот день был всего лишь сном. Или случится так, что он что-то значил лишь для меня...

Встряхиваю головой и украдкой смотрю на Мирона, он тоже выглядит чем-то озабоченным.

— Узнаем, где остальные? — вдруг спрашивает он. — Домой совсем не хочется.

— Да, давай, — мгновенно соглашаюсь я.

Мирон звонит Савве и выясняет,