— Ты меня спас, — голос мой осип. Чувствовала себя неловко, но на капитана посмотреть себя заставила. Увидев сомнение на его лице, неверие, поспешила скорее успокоить, убедить в том, что он не причинил мне вреда: — Правда, ты единственный, кто меня защитил. И ты ничего мне не сделал.

Не верил. Видела, что не верил. Ему было мало общих фраз. Его убедили бы подробности, просить о которых сам он не смел. Мне же… Мне было неудобно об этом говорить. Все же какие-то подробности произошедшего он наверняка знал, но интересовало его другое.

— Ты меня целовал. Лицо, — выдохнула я, зажмуривая веки. — И прикасался к нему пальцами. Все. Честно.

Молчание навряд ли тянулось долго — не больше нескольких секунд, но за это время сердце мое сделало десятки ударов. Осмелившись поднять взгляд, я вдруг увидела мягкую улыбку.

— Ты очень мило краснеешь, — произнес, делая шаг по направлению к столу. — Позавтракаем?

Казалось бы, о чем нам с ним говорить? Эльдер совсем не знал меня, а я ничего не знала о нем, но темы для бесед находились сами собой. Причем мы больше не касались произошедшего. Только единожды, когда я спросила, что ему теперь грозит.

— Ничего плохого. Не переживай зазря, — успокоил он меня. — Отец оплатил лечение, так что скоро меня отсюда выпустят и я вернусь к обучению. Имсит Ирадий сам написал рапорт о произошедшем и изложил все так, что я стал героем.

— А ты не считаешь себя героем? — спросила с любопытством, уплетая обед.

— Возможно, считал бы, если бы помнил, что произошло. И конечно, если при этом удержал контроль, а так… Бед я мог принести гораздо больше. Мне не хватает контроля.

— Разве вас не учат этому с самого рождения?

— Учат, но контроль невозможно обрести по одному щелчку пальцев. Мы боремся с собой ежедневно, ежечасно. Каждый прожитый день приближает нас к совершенству, но одновременно с этим и несет опасность.

— Наверное, сложно так жить?

— Чем больше сила, тем больше ответственность. Имситы понимают это, но в то же время кто, если не мы?

Эльдер задерживался. Нервничая, поглядывала то на часы, то на поднос с завтраком. Обычно в этот час он уже приходил, и мы проводили вместе время до самого ужина, но сегодня почему-то капитан не торопился.

Когда дверь палаты наконец-то открылась, я уже была готова сама к нему идти.

— Я уже думала, что ты не придешь, — поднялась я с постели, туже затягивая пояс халата.

— Комиссия приезжала. Завтра утром я уже смогу продолжить обучение. Почему не завтракала? — спросил он строго.

— Тебя ждала, — смутилась я, занимая место за столом. — А ты?

— А я позавтракал, пока ждал заключение. Рассказать тебе одну историю?

Несмотря на некоторую скованность и даже холодность, Эльдер всегда рассказывал интересные и веселые истории. Не помнила, чтобы смеялась так громко когда-либо, а он неизменно улыбался в ответ. Не широко и открыто — имситы никогда так не улыбались, удерживая свои эмоции под определенным градусом, но мне и этого было достаточно. Достаточно видеть огонек ответного интереса в его глазах.

— Кажется, я тебя утомил, — произнес он, когда я бессовестно зевнула.

— Да нет, на мой взгляд все дело в спрее. Меня опрыскивают им вот уже третий день, хотя в этом совершенно нет нужды. Все давно зажило.

— Это решать врачу. Отсыпайся, пока можешь. Впереди тяжелый год.

— Я бы сказала, что впереди тяжелая жизнь под руководством веркомандира.

— Я заметил, что он тебе не нравится.

— Не бери в голову. О, а вот и обед.

Медсестра действительно внесла подносы. Она всегда смотрела на нас с какой-то хитринкой во взгляде, отчего мне делалось неуютно. Будто меня застали за чем-то противозаконным, но ведь это не так? Ни о каких неуставных отношениях речи не было.

Обедали прямо на кровати. Я сидела, опираясь спиной на подушку, а Эльдер напротив меня. Нас разделял лишь стол, который легко подвигался к постели. Не слишком далеко, но разговаривать вполне удобно.

Дверь в палату открылась без стука. Имсит Ирадий замер на пороге, как, собственно, замерли и мы. Первым отреагировал капитан:

— Я, наверное, пойду?

Я пыталась выглядеть невозмутимо. Все то время, пока Эльдер поднимался, перекладывал мне в тарелку свою шоколадную конфету и забирал свой поднос с недоеденным обедом, я смотрела на веркомандира космической армии, напрочь позабыв о том, что так долго им в глаза лучше не глядеть.

Отвлеклась лишь на секунду. Одними губами произнесла “Спасибо”, не скрывая благодарной улыбки. Подобное уже вошло у нас в привычку. В каждый обед мне доставалось на одну конфету больше, и этот маленький жест неизменно дарил мне улыбку.

— Что? — спросила я у Ирадия, едва Эльдер вышел за дверь.

Мужчина так и стоял у двери, буравя меня нечитаемым взглядом. По его лицу нельзя было совершенно ничего понять, но делалось по-настоящему жутко. Меня даже передернуло ненароком, хотя в его присутствии я и старалась держать себя в руках. Просто потому, что считала, что это неэтично.

— Ты не отказываешься от его конфет, но совсем не притрагиваешься к вазе. Мне любопытно, почему так. Неужели все дело только в том, что я — это я?

И действительно, ваза с моими любимыми конфетами стояла в палате на тумбочке вот уже третий день, но я успешно боролась с искушением. Наверное, для кого-то такое отношение казалось проявлением глупости. В конце концов, это ведь только конфеты, но у меня были свои причины проявлять подобную категоричность. Дело было даже не в принципах, которых я привыкла придерживаться, а в том, как я это воспринимала.

— Дело совсем не в этом, — вздохнула я, отодвигая стол, потому что есть под этим требовательным взглядом больше не хотелось. — У вас много конфет, и вам ничего не стоит их предложить, а у него только одна, и он отдает ее мне. Это стоит гораздо больше. Да и не в конфетах смысл на самом деле. А в том, что стоит за этим жестом. Он от меня ничего не ждет, а вы… Вы ждете. Только я пока понять не могу, чего именно.

— А тебе в голову не приходило, что я пытаюсь за тобой ухаживать? — подошел он к кровати, а мне наконец удалось рассмотреть то, что мужчина прятал за своей спиной.

На столешницу передо мной лег букет цветов. Нежно-розовые питории источали сладкий аромат карамели, но на этом сюрпризы не закончились. Коробка дорогих пирожных прилагалась к букету.

— Это что? — поинтересовалась я отстраненно.

— Ухаживаю, — ответили мне максимально сухо. — Ты же хотела пирожных со вкусом свободы? Но если не нравится, можем все выбросить. Прямо сейчас.

— Спасибо.

Ну а что еще я могла сказать? Промолчать было бы просто невежливо, да и мужчина мог понять молчание как согласие, но выбрасывать цветы я не планировала. Они ведь не виноваты в том, кто их купил? А ведь это чей-то труд. Кто-то подвергал свою жизнь опасности, чтобы собрать этот букет. Выбросить его было бы бесчеловечно.