Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Джек? — тихо позвала Эдди, ожидая, что он осадит Уэса.
И поняла, что не дождется ответа.
Она схватила куртку, которая висела на барном стуле.
— Мне нужно прогуляться, — выдавила она из себя и выбежала из закусочной.
Джек смотрел ей вслед, когда вдруг почувствовал чью-то руку у себя на горле.
— Только через мой труп, — негромко пригрозил Уэс.
— Не искушай меня.
Полицейский еще сильнее сдавил его горло.
— Хочешь продолжить разговор под протокол, Сент-Брайд? — Внезапно Уэс отпустил его. — Сделай нам всем одолжение. Захлопни за собой дверь и иди, пока не пересечешь границу города.
Когда Уэс ушел, Джек опустился на стул и обхватил голову руками. В детстве его любимой игрушкой был стеклянный шар, в котором помещался маленький городок с пряничными домиками и сахарными улочками и шел снег. Он так сильно хотел там жить, что однажды раздавил стеклянный шар… и обнаружил, что дома сделаны из пластмассы, а улочки просто нарисованы. Он знал, что жизнь, которую он себе придумал в Сейлем-Фоллз, — всего лишь иллюзия, что однажды и она треснет, как тот стеклянный шар. Но он надеялся — господи, как он надеялся! — что это случится не так скоро.
— Знаешь, тебя никто не может заставить.
Джек совершенно забыл, что он в закусочной не один.
— Что заставить?
— Бежать из города. Тебе не могут угрожать. Ты выплатил свой долг обществу. Теперь ты свободен и можешь вернуться к прежней жизни.
— Я не преступник.
Джордан пожал плечами, как будто слышал подобное сотни раз.
— Ты почти год провел в тюрьме, потому что тебя заставили это сделать. Неужели ты не считаешь, что теперь можешь жить там, где хочешь?
— А может быть, я не хочу.
Фары осветили закусочную, это приехало такси.
— Я очень хорошо разбираюсь в людях. И судя по взгляду, которым ты наградил меня, когда я прервал твое рандеву с известной нам официанткой, сейчас ты лжешь. — Джордан поставил пустую чашку в ведро для грязной посуды, стоявшее у стойки. — Поблагодари за меня Эдди.
— Мистер Макфи, — попросил Джек, — можно я поеду с вами на такси?
В свете фонаря, висящего над крыльцом, вокруг головы Джека образовалось некое подобие нимба.
— Я не делал этого! — заявил он.
Их все еще разделяла дверь с противомоскитной сеткой. Эдди приложила к ней ладонь. Джек прижал свою с другой стороны. Эдди думала о тюрьме. Приходил ли кто-нибудь к Джеку на свидание? Была ли между ними стена, вот как сейчас?
— Уэс мне все рассказал, — призналась она. — В участке в базе есть твое дело. Он даже сказал, что ты приходил становиться на учет как человек, совершивший сексуальное насилие.
— Я обязан встать на учет. Это часть соглашения сторон. В глазах Эдди были слезы.
— Невинных людей в тюрьму не сажают.
— И дети не должны умирать. Эдди, тебе ли не знать, что жизнь не всегда справедлива? — Джек помолчал. — Ты не задумывалась, почему я никогда не прикасался первым? Почему ты первая взяла меня за руку, первая поцеловала?
— Почему?
— Потому что я не хочу быть тем, кем меня считают. Не хочу быть животным, теряющим над собой контроль. И я боюсь, что, прикоснувшись к тебе, прикоснувшись по-настоящему, уже не смогу остановиться. — Джек через сетку дотронулся губами до ее ладони. — Эдди, ты должна мне верить! Я бы никогда не поступил так с женщиной.
— О них я тоже никогда бы такого не подумала.
— О ком?
Эдди подняла глаза.
— О парнях, которые изнасиловали меня.
Ей было шестнадцать, она ходила в старший класс местной школы и была круглой отличницей. Редактор школьной газеты, мечтающая стать журналисткой. Чтобы вовремя завершить работу над выпуском газеты, ей часто приходилось работать по вечерам. Родители были заняты в закусочной, дома ее никто не ждал.
Стояла холодная для апреля погода, настолько холодная, что Эдди, закрыв за собой дверь, пожалела, что не надела джинсы вместо тонкой юбки. Она поплотнее запахнула куртку и пошла вдоль футбольного поля в сторону городка.
Сначала она услышала голоса — трех футболистов, старшеклассников, которые выиграли в прошлом году окружной чемпионат. Смутившись — у футболистов с мозгами большой напряг! — она решила обойти их десятой дорогой, сделав вид, что не заметила у них бутылку виски «Джек Дэниэлс».
— Эдди! — позвал один из них.
Она настолько удивилась, что он знает, как ее зовут, что обернулась.
— Подойди на секунду.
Она, словно птичка, заметившая еду, пошла на зов — осторожно, на что-то надеясь, но готовая в любой момент улететь прочь от любого движения находящегося поблизости человека.
— Помнишь, ты написала статью о последней игре минувшего сезона? Вышло круто. Верно, парни?
Остальные двое кивнули. Было в них что-то почти красивое — в разгоряченных лицах, в блестящих шапках волос. Они напоминали незнакомый вид, о котором она читала, но лично никогда не изучала.
— Одна проблема: ты неправильно написала мою фамилию.
— Быть такого не может!
Эдди всегда все перепроверяла, в деталях она была педант.
Парень засмеялся.
— Может быть, я не такой умный, как ты, но я точно знаю, как правильно пишется моя фамилия!
Двое других толкнули друг друга в бок и заржали.
— Хочешь выпить?
Эдди покачала головой.
— Согреешься.
Она робко сделала глоток. Горло обожгло. Она закашлялась и практически все выплюнула на траву. Из глаз потекли слезы.
— Эй, Эдди! — воскликнул первый, обнимая ее. — Расслабься. — Его рука скользнула по ее телу. — Знаешь, а ты не такая тощая, как кажешься, когда идешь по коридору.
Эдди попыталась отодвинуться.
— Мне пора.
— Сперва я хочу, чтобы ты научилась правильно писать мое имя. Компромисс показался ей честным. Эдди кивнула. Парень наклонился ближе.
— Это тайна, — прошептал он.
Она тоже нагнулась, подыгрывая ему, и почувствовала, как его язык проник ей в ухо.
Она отшатнулась, но он крепко держал ее.
— А теперь повтори, — велел он, припечатывая губы к ее губам.
Эдди мало что запомнила из того, что произошло потом. Она помнила только, что их было трое. Что скамейки на трибунах были ярко-оранжевого цвета. Что страх — в больших дозах — пахнет серой. Что на твоем теле есть места, о существовании которых ты и не догадывалась. Что можно просто безучастно наблюдать, не чувствуя боли.