И Кира влезла:

‒ Ложись, правда.

Да лёг он, лёг. Такой прям послушный.

Она села рядом, положила руку на плечо.

Опять?

Не то. Не туда. Лучше бы убрала.

Но словно прочитала его мысли. Ладонь скользнула вниз, к шее, потом легла на висок и долго не задержалась на одном месте.

Гладила по голове. Как щеночка. И ведь помогало.

Боль перестала бесноваться неуправляемо, ещё чуть-чуть поддалась. Ши хватило, чтобы отключиться от реальности, разделить себя на части, отодвинуть в сторону чувства и мысли. Впасть в свою особую спячку.

Малюсенький зверёныш, спрятавшийся под ласковой ладонью.

Семья Кайдаша жила в доме типа «таунхаус», в крайней седьмой квартире. Невысокий решетчатый забор окружал здание и делил двор на небольшие персональные участки. У каждого своя калитка, свои двухстворчатые ворота, чтобы могла проехать машина. Гараж встроенный, на первом этаже.

Перед средними подъездами газоны, и только возле двух боковых с торцов дома росло несколько деревьев. В основном, тонкоствольных, молодых, не так давно посаженных. Только одно ‒ помощнее, постарше, чудом выжившее при строительстве. Липа, кажется.

Переходящий в ночь вечер уже наполнил мир густой синевой, но иногда Кайдаш возвращался и позже. В соседних квартирах тепло светились окна, выделялись яркими прямоугольниками, и только в квартире Кайдаша они почти сливались со стеной. Мысли тоже сливались, наверное, от усталости, в сплошной мрачный поток, похожий на асфальтовую дорожку под колёсами машины.

Въехал во двор, подумал, что дома сейчас пусто, что его здесь никто не ждёт. И ошибся.

Кое-кто ждал ‒ в тени той самой липы ‒ сливался со стволом. Как обычно, одет в тёмное, капюшон почти полностью скрывает лицо. Абсолютно незаметный. И когда он неожиданно шагнул навстречу, словно только что материализовался или вышел прямиком из древесного ствола, Кайдаш вздрогнул. Если честно, по-настоящему испугался. С трудом подавил желание дать задний ход, выкатить за ворота и умчаться подальше отсюда.

Почему-то в первую очередь в голову приходило плохое. Постоянное ощущение собственного предательства и вины перед Ши ‒ но разве он был виноват? ‒ упорно навевало мысли о возмездии. Не от судьбы, не от неведомых высших сил. А именно от того самого.

Он мог справиться не хуже. И, похоже, именно сейчас…

Ши подошёл, положил ладонь на крышу машины. Словно ухватил, и теперь ни за что не отпустит. Не наклоняясь к окну, проговорил куда-то в пространство:

‒ Есть разговор.

Ни ненависти, ни угрозы в интонациях. Даже холода особого нет. Сухо, спокойно. Откинул капюшон, повернулся в сторону входной двери. Намекал на ожидаемое приглашение.

‒ Да. Конечно, ‒ согласился Кайдаш неуверенно, приподнял руку, вдавил кнопку дистанционного управления гаражными воротами на брелоке, а сам думал: «Дома никого нет. Все остальные за городом, на даче. Это хорошо. Очень хорошо».

Ворота послушно поползли вверх.

‒ Проходи. Там есть внутренняя дверь. Прямо в дом.

Ши пропустил вперёд машину. Не торопился, не суетился, не боялся, что Кайдаш попытается как-то извернуться: на скорости вкатит в гараж, закроет ворота. Во-первых, всё равно не успеет. Ворота ‒ не дверь, на раз не захлопнутся. Во-вторых, обычный таунхаус ‒ это далеко не неприступная крепость.

Кайдаш провёл гостя на второй этаж, в свой кабинет. Ши уселся на угол стола, а сам хозяин опустился в кресло. Не развалился, устроился на краешке, уже собрался задать вопрос. Ну такой, типа: «Что ты хочешь от меня?» Но останавливали нелепая пафосность и трагичность получающихся фраз. Беззвучно шевелил губами, смотрел на Ши, и тот заговорил сам:

‒ Ты же знаешь, что случилось с чипом. Он ещё на месте. Просто вырубился. Но не уверен, что навсегда. Поэтому его надо убрать. Ты найдёшь того, кто сможет это сделать.

Непонятно. Насчёт последнего предложения. Вопрос или утверждение? Просьба или приказ?

Кайдаш никогда не мог предугадать его действий. Хотя должен был знать своего подопечного лучше, чем все остальные. Отчасти и знал. В том, что касалось физиологических показателей. Остроты слуха, например. Или особенностей зрения, скорости регенерации различных тканей. А вот насчёт мыслей, чувств и мотивов поступков…

Сами собой возникали ассоциации с животным. Да, оно послушное, хорошо выдрессированное и всё равно непредсказуемое. Разве человеку понять, что у зверя в голове?

Нет, зря Кайдаш с подобными сравнениями. Этот парень не зверь. Ещё для кого другого, вроде Полковника, а для Кайдаша точно не зверь. И не так уж важно, просит Ши или требует, он всё равно ему поможет. Но…

‒ Это сложно. Ты же понимаешь, это очень тонкая работа. А к тому, кто поставил чип, обратиться нельзя, ‒ слова сыпались часто и торопливо. ‒ И, вообще, это слишком опасно.

Как по-разному можно истолковать последнюю фразу! Лучше уточнить.

‒ В смысле удачности результата и возможных последствий.

Опять получилось слишком обще.

‒ Для тебя.

‒ Не важно, ‒ прозвучало невозмутимо и твёрдо. ‒ Я хочу его убрать. Если нужны деньги, у меня есть. А у тебя, наверняка, есть тот, кто сможет это сделать.

‒ Я подумаю. Я попробую, ‒ Кайдаш беспокойно заёрзал в кресле. ‒ Но заранее ничего обещать не стану. И не уверен, что получится быстро. Время нужно. Время. ‒ Взгляд заметался по комнате, словно пытался найти подсказку. Вот прямо здесь, прямо сейчас. ‒ Ты подождёшь?

‒ Подожду. ‒ Ши сжал губы, а потом произнёс то, что Кайдаш никак не ожидал от него услышать: ‒ Только без сюрпризов. ‒ Выдержал паузу. ‒ У тебя же есть семья? Жена, сын. И вроде даже внук. Не беспокоишься за них?

Каждое слово как взмах кинжала. Невидимое лезвие чиркало по Кайдашу, легонько взрезая кожу. Пока легонько.

Вот как?

Хотел посмотреть Ши в глаза. Прямо, пристально. Но уловил лишь темноту и блеск за белыми прядями. Лицо каменное.

Неужели он… вот так спокойно… с подобным смыслом… говорит о дорогих Кайдашу людях?

‒ Ты угрожаешь?

Не торопится с ответом, сидит, одна нога упирается в пол, другая согнута ‒ в колене, носок кроссовки зацеплен за ручку на ящике стола. И вроде бы тоже смотрит в глаза. Прямо, пристально.

‒ Пытаюсь обезопасить. Себя. Больше не хочется возвращаться.

Не уточнил, куда. Полагал, что Кайдаш и так поймёт.  И он, конечно же, понял. А ещё почувствовал негодование.