нож. Он замахивается и в ту же секунду перед ним появляется папа.

9. Из огня да в полымя

Время имеет возможность ускоряться или затормаживаться. Только вот управлять его скоростью я так и не научился. В этот момент мир вокруг меня ужасно замедляется, как киноплёнка. Как будто все мы переключаемся в режим слоу мо или погружаемся в сон, когда пытаясь что-то сделать, никак не получается сдвинуться с места.

Единственная мысль – скорее. Я бросаюсь вперёд, пытаюсь оттолкнуть отца, выбить его с линии удара, но всё получается безумно медленно. А вокруг толпятся радостные люди. Их растянутый, как заевшая магнитная плёнка, гомон сливается в неразборчивый гул, а в голове, с пронзительным свистом пролетают мины.

Я слишком медленный, ужасно и нестерпимо медленный. И я не успеваю. Батя начинает проводить захват, но кто-то случайно подталкивает его и он наплывает на Джагу, на его руку. Медленно и вязко, словно вокруг нас густой кисель. Отец плавно вздрагивает и обмякает, отшатываясь и вмиг теряя жизненную силу и открывая мне путь к врагу.

Глаза Джаги ничего не выражают, челюсти сжаты, он сосредоточен, он просто делает дело. Но его цель я. И задание своё он провалил. Он смотрит на меня с безразличием и начинает поворачиваться, чтобы уйти.

Но это уж вряд ли. Не сейчас! Я налетаю сзади, обрушивая на него всю свою ярость. Бью локтем в затылок и снова, как и в первую встречу, выламываю руку. Но только теперь никакой пощады. Мы падаем на лёд. Он, кажется, орёт и воет от боли, но меня переполняет гнев, он клокочет и кипит внутри. Как когда-то раньше, когда я ещё не умел его контролировать.

Я будто открываю ящик со злыми духами, а они, вырываясь, подхватывают меня и несут по диким волнам безумия. Были у меня раньше такие проблемы. Были! Я хватаю Джагу за волосы на затылке и несколько раз бью мордой об лёд. Красное ледяное крошево разлетается в стороны, толпа расступается и кто-то хватает меня за руку.

– Хватит! Убьёшь!!! – кричит этот кто-то и оттаскивает меня от поверженного и растерзанного зверя.

Сейчас я и сам, как зверь. Я обвожу безумным взглядом окружающих и вижу застывший ужас в глазах Наташки и мамы. А ещё вижу бледного и перепуганного Рыбкина.

– Всё, хватит! – повторяет он. – Он не убежит…

– Скорую! – хриплю я.

– Здесь они, уже здесь!

Действительно, к нам бегут санитары с носилками и врач с чемоданчиком, а площадь озаряется синими всполохами «скорой помощи» и милицейских машин.

– Во вторую спец! – кричу я врачу. – Скорее! Она ближе всего!

– Да-да, сегодня она дежурит, – отвечает он.

Больница находится метрах в трёхстах отсюда.

Когда отца заносят в машину, я тоже забираюсь в серую «буханку» с красным крестом и протягиваю руку маме.

Отец в сознании. Он старается делать вид, что ничего страшного не произошло. Но лицо его мертвенно бледное, а губы совершенно синие.

– Всё нормально, – пытается улыбнуться он.

– Тихо, помолчите! – строго говорит врач и вкалывает ему что-то в вену. Санитары, зажимают рану.

– Проникающее ножевое в брюшную полость! – почти кричит врач, когда мы оказываемся в санпропускнике.

Отца быстро перекладывают на каталку и увозят в операционную. Медсестра, записав все данные, тоже убегает и возвращается примерно через полчаса.

– Можно нам пройти в отделение или куда там, поближе к операционной? – спрашивает мама.

– Нет, туда вход запрещён, – качает головой сестра. – Вам туда нельзя.

– Но как нам узнать, каково состояние Брагина?

– Это вам только хирург сообщит, но сейчас он оперирует, и операция будет долгой, так что идите домой. Звоните потом, он вам всё скажет.

– Вы что! Мы же там с ума сойдём! – возражает мама. – Позвольте уж нам здесь остаться.

– Да здесь даже места нет, где вы хотите ждать?

– Ну вон же стулья, мы там и посидим, – показывает она на дальний угол.

– Это для больных, там ждать не положено.

– Но сейчас же никого нет. Если появятся больные, мы сразу освободим место. Ну, пожалуйста…

В конце концов медсестра проявляет милость и разрешает нам остаться.

– Я так испугалась сегодня, – говорит мама, глядя на меня. – Я тебя таким никогда не видела…

Ещё бы не испугаться, понимаю. Разозлился я, это точно. Я ведь столько сил в своё время потратил на то, чтобы научиться держать себя в руках, а тут такое. Неужели теперь всё сначала нужно затевать?

– Надо же было преступника обезвредить, мам. Просто ситуация такая сложилась, поэтому ты и напугалась. Я и сам напугался, так что не бери в голову. Сейчас важно, чтобы отец выкарабкался поскорее.

В это время медсестра уходит и мы остаёмся одни в приёмном покое.

– Мам, – говорю я. – Ты посиди здесь пока, а я попытаюсь разузнать, что там и как, ладно?

– Да как ты разузнаешь, если туда не пускают?

– Ну, попробую, поспрашиваю там. Посиди. Всё хорошо будет, не переживай раньше времени.

Я выскальзываю из зала и оказываюсь в широком коридоре. Проходя мимо открытой двери одного из кабинетов, замечаю несколько белых халатов, висящих на вешалке. Осторожно заглядываю внутрь и, никого там не обнаружив, беру один.

Я быстро шагаю по коридору и, пройдя мимо лифта, сворачиваю на лестницу. Поднимаюсь на два этажа и попадаю в большой холл. Навстречу мне торопливо идут две медсестры. Они бросают на меня настороженные взгляды, но я уверенно двигаюсь вперёд, не обращая на них внимания, и они проходят мимо, ни о чём меня не спросив.

Я прохожу через переход в другой корпус и, наконец, оказываюсь в отделении, в котором совсем недавно лежал. В коридоре пусто. На столе горит лампа, но Тани нигде не видно. Я тихонько подхожу к ординаторской и прислушиваюсь. Тишина. Если здесь и отмечали праздник, то сейчас об этом ничто не напоминает.

И где она может быть? Блин! Рентген-кабинет! Точно! То есть… Ну конечно! Она там с дежурным врачом! Ну Танька! Нет, она мне, конечно, ничего не обещала, и я ей тоже. Более того, оба мы знаем, что наша связь временная да и несерьёзная. Но в сердце я чувствую неприятный укольчик. Вот такой я собственник... Впрочем, это всё чушь и глупости. Сейчас мне она нужна для дела.