Стены храма рухнули за спиной великого воина, и в гудении пламени ему послышался торжествующий рев неведомого чудовища. Что-то непонятное и невозможное творилось вокруг. Дым застлал небеса, спустилась тьма, и поверженные враги опять были в строю. Натиск конников разбился о внезапно выросшую стену копий, и вот волна уже катится в другую сторону.

Разгром. Бегство. Жестокая схватка у опрокинувшейся колесницы царя — золотоволосый бился там по колено в крови, был ранен, но вырвал у судьбы лишнюю минуту, и правителя успели поднять на ноги, посадить в седло.

— В город, в город! Там спасение!

Действительно, стены города оказались не по зубам дикарскому племени. Магия, поднявшая на бой мертвецов, была развеяна, отчаянный штурм — отбит почти без потерь. Мятежный союз трех из пяти племен семин-таин перестал существовать. Однако о спасении думать уже не приходилось.

С юга подходила новая орда — воины оставшихся племен. Колдовская пелена сомкнулась над великим городом, ибо теперь с дикарями шел тот, кого воистину нельзя было назвать иначе как предателем.

Содрогнулась земля, и скалы на северо-западе долины рухнули. Изменила русло питавшая Хрустальный река, на глазах потрясенных горожан иссяк целительный источник. А когда клубы пыли рассеялись, стало видно, что из обнажившихся пещер — а может быть, из самих скал — выходят новые враги. Не дикари. Не люди. «Навайи!» — узнал Нехлад.

Однако несчастные, которых он видел во сне, еще не знали этого слова. Они просто смотрели в оцепенении на медленно приближающуюся нежить, а уши терзал нестерпимый медный гром из-под самых ворот — дикари, славя своего предводителя, звенели оружием…

* * *

То же облачение, тот же тип лица, только трудно понять — рыжие у них волосы или окрашены отсветами костра. Вокруг была ночь над тихой, сонной Крепью, а в ночи — продолжения сна, обрывки нестерпимо ярких видений.

— Вставай, боярин! — кричал Ворна.

Тело проснулось быстрее разума, и Нехлад понял, что уже не спит, только когда зазвенели мечи и он обнаружил, что и сам рубится с незнакомцами. Испуганно ржали кони.

Врагов было немного, однако сталь не наносила им вреда. Да, ведь и во сне только магией удалось остановить их. Но какой? Это ускользнуло из памяти.

Чей-то стон, свист Тинарова кнута, стальной гром в ночи, удаляющийся стук копыт, а вот за плечом уже чувствуется пустота, исчезло чье-то присутствие…

— Это не навайи! — прокричал Ворна.

— Откуда они взялись? — тут же взвился крик, а чей — понять не удалось — так искажен был голос от страха. — Они не умирают!

— Держаться! — Ворна пнул костер, забросав противника горящими углями. Те отшатнулись. — Огонь остановит их!

Окрыленные надеждой, славиры запалили хворост, однако не обратили врага вспять. Прогорело гудящее пламя, и мертвецы в изрубленных доспехах навалились вновь.

Неужели вот так все и кончится? Страх сковывал члены. Спасения нет…

— Семин-таин… — прошептали губы.

Народ Семи Тайн. Что за бред? Какой смысл в этом созвучии? Отчего давно умершие дикари — и, собственно, почему же дикари-то? — тысячи лет мирно спавшие в своих курганах, к которым без боязни приближались осторожные лихи, вдруг напали на путников?

Однако голос Нехлада, как ни тихо прозвучал, достиг слуха мертвецов. Натиск на мгновение ослаб.

— Данаила! — не отдавая себе отчета, что и зачем делает, воскликнул Нехлад. Он только чувствовал, что для неживых воинов прошлое не утрачено безвозвратно, они по-прежнему связаны с той роковой эпохой. — Семь Тайн! Во имя Данаилы и Огнерукого!

И пришел ответ — не в слова облеченный, а словно написанный холодом на полотне зловещего полночного ветра, что воет в сухих ветвях. Скрежещущий шепот, неуловимый для ушей, раздался внутри головы, словно царапая мозг:

— Он знает… враг… ВРАГ!

И что-то изменилось. Белесые глаза мертвецов наполнились смертельной яростью, из глоток вырвался пронзительный вой, умножилась сила ударов. Славиры дрогнули. Нельзя было устоять перед таким напором! Только Ворна, могучий и упрямый, не желал сдаваться. Не отступив и на шаг, он остался наедине с тремя противниками, тотчас окружившими его. Не думая ни о чем, Нехлад бросился ему на выручку, вонзил клинок в спину ближайшему мертвецу…

И тот упал.

А Ворна, не иначе воинским чутьем ощутивший подмогу, сосредоточился на двух других неприятелях. Обманным движением заставил одного из них открыться, поразил в живот и, скользнув, как по льду, очутился перед вторым, оглушил его могучим ударом и рассек от ключицы.

— Рази их!

…Бой кончился быстро. Мертвые семин-таин отступили, скрылись в клубящейся тьме, что заполняла прореху в склоне холма. Но тяжкой была цена победы. Двое бойцов были тяжело ранены, трое — убиты. Среди них потеряли славиры и Кроха. Это он с самого начала бился плечом к плечу с Нехладом — и первым принял смерть. Однако ни одной раны на его теле не было. Настоящие раны нападавшие стали наносить лишь тогда, когда и сами стати уязвимы.

— Мороки, — понял Нехлад. — Мы сражались с призраками!

— С кем и как — потом обсудим, — отрезал Ворна, перетягивая ремнем рану на бедре. — А сейчас давайте-ка уберемся отсюда подальше.

Они перевязали раненых и устроили их на рысаках, мертвых положили поперек седел.

— На Перекрестье? — спросил Ворна голосом, подразумевающим, что ответ и так известен.

— Конечно, — кивнул Нехлад. — Нельзя же бросать раненых.

О том, что обходить селение теперь нет смысла, и говорить не понадобилось. За Житу навайи не прошли — другая напасть отыскалась, страшная, лютая… А все же это не навайи. «Дикари-предатели», по крайней мере, немногочисленны.

И уж во всяком случае, вокруг Перекрестья их могильных курганов точно нет.

— Я видел, как один из них ударил тебя в плечо, Нехлад, — сказал Тинар. — Но ты как будто не заметил…

— Кто замечал — верил, что сражен, — сказал Торопча. — А тебя, Ворна, раз двадцать достали — как ты не обратил внимания?

Нехладов дядька только рукой махнул:

— Кого там не обратил… Боль была настоящая. Только нужно что-то посерьезнее, чтобы Ворна отступил! Я вот одного не пойму: отчего они вдруг во плоть облеклись? Что ты им такого сказал, Нехлад?

— Наугад крикнул. Видел во сне, как они в свое время на Хрустальный напали. Не знаю почему, но все, что с этим городом связано, для них ненавистно…

— Почему же они в Ашете себя не проявили? — удивился Торопча.

Вопрос повис в воздухе. Яромиру казалось, что отгадка где-то рядом, однако думать мешала невыносимая тоска. Решение идти в обход Перекрестья казалось единственно верным — конечно, кто мог знать, что Тьма столь щедра на выдумку? Однако незнание не спасало от ответственности. Именно решение Нехлада привело к новым жертвам. Не потому, что он плох как предводитель, а просто потому, что Тьма сильнее…