Я удивилась, сколько мы успели с ним обсудить еще до того, как нам подали еду, – ведь до этого мы не разговаривали почти шесть лет. Можно было бы подумать, что мы с Мэттом совсем чужие люди друг другу, однако никто – никто в целом мире – не знал всю правду.

В моей голове шевельнулось воспоминание о том, каково это – сидеть рядом с Мэттом на пляже, положив ему голову на плечо, и, чувствуя у себя на поясе его руку, слушать прибой. Я помнила все это, словно мы сидели с ним у моря только вчера, и почти могла чувствовать его прикосновение – и испытывать все те же легкость и счастье. Мне очень хотелось взять Мэтта за руку.

– Изменить свою жизнь, – сказала я, изо всех сил пытаясь вернуться к реальности, – никогда не поздно, Мэтт. Тебе всего-то двадцать два. Ты все еще можешь добиться чего-то большего, как только поймешь, что именно тебе нравится – писать романы или что-то другое. Думаю, в этом и трудность. Понять. Я и сама не знаю, поняла ли я хоть что-то насчет своей жизни или нет.

Мэтт провел рукой по спинке сиденья.

– Ты говорила, что хочешь путешествовать.

– Да, – подняла я глаза. – И, наверное, буду.

– Не говори «наверное». Просто сделай это. Жизнь слишком коротка. Ты же не хочешь в какой-то момент оглянуться и понять, что так много всего упустила. Ты сама сказала, что расстроена. Выясни же, как это исправить.

Раздался стук столовых приборов и тарелок: официантка убирала со стола напротив.

– Может быть, тебе тоже стоит так поступить, – сказала я.

– Может быть, именно это я сейчас и делаю, – ответил Мэтт.

Мое сердце забилось еще сильнее.

– Как так? – спросила я, чувствуя, как во рту пересохло.

– Потому что я пришел сюда. И смотрю в твои глаза.

Я замерла, уставившись на него. Все, что я хотела сделать – протянуть руку и дотронуться до его руки, но вместо этого схватила стакан с пивом и долго-долго пила.

Пришла официантка, поставила на стол заказанную нами еду и ушла. Мэтт потянулся за кетчупом.

– Ты выглядишь бледной, – сказал он.

– Странно, ты ведь рядом.

– Что странного? Мы же старые друзья.

Я взяла вилку и ткнула в картофель фри.

Мы не говорили долго. Я попыталась проглотить комок в горле.

– Может быть, я не должен был приезжать, – сказал Мэтт, откинувшись назад.

Внезапно испугавшись, что сейчас он предложит отвезти меня обратно в общежитие, а после этого уедет навсегда, я призвала на помощь всю свою решительность. И сказала, что на самом деле обо всем этом думаю:

– Нет. Я рада, что ты навестил меня. Все эти годы я думала о тебе столько раз, хотя изо всех сил старалась забыть. Думала – как ты там? Надеялась, что ты счастлив. А ты был счастлив? Помимо этих разочарований, я имею в виду.

Мэтт пристально посмотрел на меня.

– Точно хочешь знать правду?

Я кивнула.

– Так вот. Нет. Я действительно никогда не был счастлив.

Его ответ меня поразил.

– Почему нет?

– Слишком много всего, о чем я жалею.

Я нервно сглотнула:

– Такая же история.

Мэтт смотрел на меня несколько мгновений, словно говоря – он понимает, но все бесполезно, потому что ничего уже не изменить.

Так ли это? Неужели все эти сожаления так и останутся с нами навсегда?

Мы молча ели ужин, а за окном по-прежнему бушевал дождь.

– У тебя есть девушка? – через некоторое время, когда перестал играть музыкальный автомат, спросила я. Вопрос был бестактный, но я хотела знать.

– Была парочка, – сказал он. – Впрочем, ничего серьезного. А вы с Питером уже вместе довольно долго, так ведь?

– Да. – Я сделала паузу прежде, чем продолжить. – Он ждет, пока я закончу колледж, чтобы я могла вернуться домой, и тогда мы поженимся.

Мэтт наклонил голову в сторону.

– Ты помолвлена. Официально?

Еще один смелый вопрос.

– Нет, не официально. Мы не обменивались кольцами, ничего такого – по крайней мере, пока, – и я до сих пор не совсем уверена, что все это правильно.

– Ты его любишь? – спросил Мэтт.

Я попыталась сглотнуть, но не смогла и промямлила:

– Конечно. Мы ведь говорим о Питере.

Мэтт кивнул. Потом полез в карман, вытащил пару монет, выскользнул из кабинки и пошел к музыкальному автомату.

Я смотрела, как Мэтт прошел мимо барной стойки и застыл перед списком песен, мой взгляд блуждал по его телу, от широких плеч под черной кожаной курткой до узких бедер в блеклых джинсах свободного кроя. Он был так же красив, как и раньше. Я от него глаз не могла оторвать.

Мэтт бросил в автомат пару монет, и они со звоном пролетели где-то внутри его. Я закрыла глаза, слыша, как выехала нужная пластинка и игла зашелестела по наполированному винилу. Начал играть джазовый стандарт «Smoke Gets in Your Eyes».

Когда я снова открыла глаза, Мэтт уже стоял передо мной, протянув руку.

– Потанцуем?

Мне пришлось встать и поплестись вслед за ним к небольшому танцполу. В баре не осталось никого, кроме пожилого мужчины, обнимающего бокал виски.

Когда Мэтт обнял меня за талию и взял за руку, положив ее почти себе на грудь, мое сердце бешено забилось. Он осторожно подошел ближе, и я почувствовала, как кровь прилила к лицу. Я сделала все возможное, чтобы запомнить каждое ощущение, – фактуру плеча его мягкой кожаной куртки, на котором лежала моя ладонь, аромат его волос.

Мы медленно двигались в такт музыке. Ни я, ни он не произносили ни слова, пока не кончилась песня и в музыкальном автомате не заиграла новая.

Мы отстранились.

– Правда в том, – сказала я, – что я даже не уверена, хочу ли выйти замуж. По крайней мере, пока. Я еще так много всего хочу сделать и испытать. Не думаю, что готова стать просто женой.

– Кора, – внимательно посмотрел мне в глаза Мэтт, – через сколько бы лет ты ни вышла замуж, ты никогда не станешь просто женой. Ты всегда будешь той прежней Корой, которую я знаю.

Я улыбнулась:

– Спасибо.

Вернувшись за стол, мы поговорили немного о моей учебе, работе Мэтта, наших семьях. Мы выпили чашечку кофе и съели кусок яблочного пирога, пытаясь восполнить все те годы, что провели порознь. И тут официантка принесла счет.

Мы с Мэттом посмотрели на часы и поняли, что сидим за этим столом уже почти четыре часа.

– О боже! – воскликнула я. – Мне надо срочно возвращаться, пока они не заперли двери.

– А если ты не успеешь? – с деланным ужасом на лице усмехнулся Мэтт.