что было бы, если бы ты попал в ту ситуацию, в которой оказалась я! Слушай… Ты стал бы маленькой послушной шлюхой жестокого, но справедливого Крула, — имя предводителя народа Цаво девушка произнесла шепотом, — и все Стэн. Все…

— Милая… Моя родная Джесс… — произнес он нежно, — Я был убит, а потом съеден ими. Ты тоже ела меня, дорогая… И в той ситуации я бы не стал той, кем являешься ты и всю жизнь была. Я выбрал бы смерть… — Сказал он, но ответа не последовало. Джессика тихонько плакала. Эти слезы были искренними.

— Прости, — произнесла она шепотом сквозь слезы, — я ненавижу себя. Мне омерзительно осознавать то, кто я, противно вспоминать свою жизнь, стыдно перед папой и я хочу, чтобы ты простил меня за все.

— Я… — начал Стэнли Харрис, но Джессика перебила его.

— Я хочу, чтобы ты простил меня за то, что я ни разу не захотела тебя. О боже, да я даже не любила тебя никогда! Прости меня! Стэн, прости…

— Конечно! Я прощаю тебя и по-прежнему люблю. И я хочу вновь быть с тобой!

— Правда? Я тоже хочу быть с тобой. Хочу начать с чистого листа. Забыть все, что было.

— И я! Давай начнем все с начала! Вот увидишь, у нас получится. Встань и иди на мой голос! Утони в моих объятиях…

— Хорошо! Я согласна… — В голосе Джессики слышалась надежда. Она подскочила и уверенным шагом пошла сквозь тьму на голос своего бывшего мужа. Девушка хотела начать все заново, хоть и уверенности в том, что ей удастся найти в себе силы полюбить человека, которого она ненавидела всей душой, не было. Сейчас она хотела выжить. Вернуть то время, когда она была счастлива настолько, насколько это было возможно для Джессики — в мир богатства, комфорта и терпения к мужу.

— Вот так… Молодец! — произнес Стэнли, когда Джесс оказалась на расстоянии вытянутой руки.

— Я люблю тебя дорогой! — воодушевленно произнесла девушка, протягивая руки к нему, но пальцы коснулись чего-то холодного, и не успев она отдернуть руки, как в ее кисти вцепились грубые, будто бы сделанные из камня, руки. Их она тоже сразу узнала.

— Я прощаю тебя, Джесси, — где-то в стороне послышался голос Стэнли, а перед лицом Джесс показалась злобная физиономия Крула. Он сжал ее руки с такой силой, что девушка не смогла сдержать полный отчаяния и страха крик. Ей казалось, что Крул был способен распознать ложь даже по запаху, поэтому супруга не стала оправдываться перед мужем, как бы сделала в случае, если бы ей нужно было выкрутиться из очередной сомнительной ситуации со Стэнли. Мощные кисти предводителя народа Цаво до боли сжали ее шею, перекрыв доступ кислорода, пока Джессика медленно не растворилась во тьме.

Глава пятнадцатая

«Уныние»

Первая ночь на свободе для Ноны Уилкинс оказалась мучительной. Побывавшая в аду, боялась закрыть глаза, ведь первыми возникшими образами была жестокая расправа над товарищами. Она наблюдала за убийством через ржавые прутья своей конуры — клетки, в которой ее держали как ягненка на заклание. Даже болтаясь в своем, когда-то ненавистном, гамаке, полюбившимся этой ночью, Нона ощущала трюмные холод и сырость. Переживания неистовыми порывами доламывали разрушенные стены некогда несокрушимой крепости — ее нервной системы. Нона боялась за обезумевшую в плену Джесс. Миссис Харрис так и не захотела спуститься в кают-компанию и вместо относительно сухого и теплого кубрика в компании друзей предпочла одиночество на продуваемой и захлестываемой холодной водой палубе, вцепившись за грот так сильно, что даже Итан и Брайан не смогли оторвать хрупкую истощенную девушку от мачты. Также Уилкинс переживала за старика Лэйна. Он так и не пришел в себя и, как она считала, больше никогда их не навестит. Но больше всего Нона боялась за Агату, которой не оказалось на шхуне.

Где в данный момент могла быть девочка, и вообще, жива ли она — Нона не знала. Скорее всего, ее нашли головорезы и поместили в одну из многочисленных клеток в другой стороне судна. Нона прекрасно понимала, что спасти дитя им не удалось бы, ведь команда чудом сумела выбраться. И даже сейчас, едва оправившись от шока, выжившая не верила в свою удачу, не понимала, как им удалось улизнуть от рыщущих вооруженных, обезумевших зверей, большинство из которых когда-то были людьми. Теперь Нона была уверена, что в людях-зверях не осталось ничего человеческого. Эти создания каким-то образом обезумели за каких-то пару месяцев. Причина массового сумасшествия ей тоже была не известна. «Возможно Лэйн оказался прав. И потоп, и массовое безумие — не что иное, как дела Господни. А возможно, людьми играют какие-то иные высшие силы. Только им плевать на мораль и справедливость, плевать на наши грехи и благочестие, потому что „Они“ явились насладиться апокалипсисом».

Подобные мысли стали закрадываться в ее голову все чаще, хотя еще недавно Нона не скупилась в выражениях, браня Лэйна за религиозные или научно-фантастические бредни, над которыми мужчина любил поразмышлять и искренне верил. Раскачиваясь в гамаке, Уилкинс думала об убитых в темных сырых чертогах «Норд стар». «За что им такая участь? За что Агате такая судьба? Почему мы все еще живы и что нас ждет впереди?», — женщина перевернулась на другой бок в надежде, что смена положения изменит направление мыслей на оптимистическое, но мечтать она перестала после того, как потеряла дочь. «Хорошо бы удаче наградить и нас… Удача… Существует ли она в этом — новом мире?».

Нона уставилась на облака в крошечный круглый иллюминатор. Пелена по-прежнему скрывала небо, звезды и луну. Скупое бледное мерцание ночного светила едва пробивалось через серую толщу. «Кто бы ни был там, за облаками, Бог или внеземной разум, что по мне одно и то же, он чудовищно жесток и несправедлив к нам! Ни тогда, до потопа, ни тем более сейчас, он, все же, не хочет нас спасти».

Вдруг она вскочила и бросилась на палубу, позабыв обо всем. «Кто на вахте⁉» — повторяла она себе, поднимаясь на палубу. Команда после плена была настолько обессилена, что