оглядывается по сторонам, крутит головой. Семен усмехнулся. Сказал назидательным тоном:

— Мир гораздо больше чем ты видишь. Физический мир это лишь часть огромного. Вы живете будто в крошечном пузыре, а вокруг вас бескрайний мир, полный невероятных чудес. Но вы не видите его и говорите: ничего нет. Это не так.

— А…

— Помолчи немного, я хочу перешагнуть еще раз.

Он снова ведет ее в темноту, пробует, раздвигает пространство, тащит, она вскрикивает: впереди яркой свет, наверное ей это видится, как пресловутый «свет в конце тоннеля», о котором они так любят рассуждать. Семен дергает её и вот, она вылетает за ним следом прямо на площадку к двери в его квартиру.

— Жди здесь, я открою.

Он отпускает её руку, через межмирье минует стену, и оказавшись с той стороны, открывает дверь. Карина, бледная, как бумага, смотрит на него. Глаза у нее огромные, испуганные и удивленные.

Она шагает в квартиру и бормочет потрясенно:

— Кажется, я сошла с ума. Или попала в сказку, где чудеса возможны!

— Но как ты это делаешь?!

— Очень просто — нахожу ближайшие точки в пространстве и соединяю их через разломы в пространстве.

— Ага! — со странным смешком воскликнула она.

— Вот, выпей, — он протянул ей бокал красного вина. Карина берет бокал и пьёт большими глотками.

— Это все-таки не сок, — он садится напротив.

— Мне сейчас это нужно.

— Хорошо. С чего начнем? Может быть мне стоит рассказать тебе одну вещь, чтобы у тебя не осталось иллюзий? Я не могу стать Эдвардом из Сумерек. Это важно помнить.

— Что?! И для чего ты сказал это?! Можно подумать…

— Я должен предупредить. Говорил уже, что не человек, а сущность. У меня нет чувств и эмоций. Все, что могу чувствовать — только отражение чужих чувств. А отражение всегда слабее. Я могу ощущать отголоски человеческой любви, радости. Мне даже нравится это. Но любить сам я не умею и никогда не смогу, как ты никогда не научишься проходить сквозь разломы в пространстве. Некоторые вещи нужно принять такими, какие они есть прежде, чем они причинят тебе боль.

— Я вовсе не влюблена в тебя! И не собираюсь…

— Люди. Никто из вас не говорит: сегодня я разгневаюсь, сегодня я обижусь, сегодня я полюблю. Чувства живут отдельно от разума, это важно понимать. Ты не знаешь, что почувствуешь завтра.

Она вдруг рассмеялась:

— Господи, какая чушь!

— Да?

— Ну подумай сам: если люди не властны над чувствами, какой смысл предупреждать, что не надо чего-то там чувствовать?!

Семен пожимает плечами:

— Лучше все же сказать. Ну хорошо. Ты хочешь спросить еще о чем-то?

— Да, — она отставляет бокал. Щеки у Карины розовеют от выпитого, она смелеет:

— Кто та девушка? Помнишь, утром она пришла, когда я ночевала тут?

— Кто та девушка?

— Ты сказал про нее какую-то чушь… рабыня? Кхм… объясни мне. У таких как ты нет понятия верности, как нет эмоций? Вы спите с кем хотите? И почему ты назвал ее рабыней?

Семен наполнил её бокал снова.

— Мы понимаем, что верность важна для людей. Я отказал в сексе женщине, которая пришла ко мне на другую ночь после того, как ты ночевала тут.

Её глаза лезут на лоб:

— И часто к тебе приходят женщины?!

— Не часто, — он понимает свою оплошность. Как же трудно с людьми!

— Ко мне приходила бывшая любовница, мы давно расстались. Она попала в беду, просила помощи, потом предложила свое тело и я ей отказал. А по поводу Ра… пусть она сама расскажет кто она и почему тут. Хорошо?

— Ну пускай сама расскажет, — Карина разводит руками, — Только когда я ее увижу?

— Ра! Ра, иди сюда!

— Что?! — шипит Карина. — Она здесь?!

Некоторое время Семен смотрит на нее — чем она опять недовольна? Но тут уж ничего не поделать.

— Да, она часто бывает тут. Почти всегда, хоть у неё есть и своё жильё.

— Вы звали, господин?

— Нам нужно поговорить, Ра.

— Господин, простите меня за этот бокал! Я закажу такой же вместо разбитого! — она встает на колени, смиренно сложив руки в замок.

— Ответь на все вопросы этой девушки.

— Хорошо, господин.

Карина, тем временем округлила глаза, разглядывая коленопреклоненную Ра:

— Что за долбаный БДСМ?! Вы извращенцы, да?!

Потом она видимо вспоминает о том, как они сюда шли и желание убежать отходит на второй план перед любопытством. Она вздыхает.

— Как тебя зовут, девушка?

— Ра, госпожа.

— Не называй меня госпожой!

— Как прикажете, госпожа.

— Как твое имя? Настоящее имя?

— Мое настоящее имя — Ра, госпожа, я ведь уже сказала. Ра, как рабыня господина. Это самое настоящее мое имя, госпожа.

— Да что это такое?! Рабыня?! Послушай, девочка, ты не рабыня, ты можешь уйти отсюда, никто тебя не удержит.

Ра смотрит на нее огромными, удивленными глазами, потом в них появляется испуг, который растет все больше. Карина видит это и продолжает ее убеждать:

— Ты можешь уйти навсегда и он не причинит тебе боли!

— О, господин! Что же я сделала… За что вы гоните меня?!

Она всхлипывает, закрыв лицо руками, потом ползет к его ногам. Карина ошеломленно смотрит на это.

Семен гладит Ра по волосам, усмехается:

— Не волнуйся. Все хорошо. Ты ни в чем не провинилась и я не гоню тебя. Эта девушка хочет узнать кто ты и почему ты тут, вот и всё.

Ра робко поднимает голову, вытирает слезы:

— Так вы не гоните меня?

— Нет, я же сказал.

— Хорошо, господин.

Затем она поворачивает голову к Карине и говорит почти свысока:

— Я остаюсь ради искупления.

— Так не будет толку, — вздыхает Семен. — Так вам не понять друг друга. Ра, расскажи все с начала. Как мы встретились и почему ты тут осталась. С самого начала, не спеша.

— Ах, это! Хорошо, господин. Если говорить с начала, я родилась в семье не очень добрых людей и меня мало воспитывали, а от природы моей душе было не дано различать добро от зла, как некоторым. И я связалась с дурной компанией. Мы были подростками, не хотели учиться, хотели удовольствий и быть значительными и известными. Чтобы нам все поклонялись. Ради удовольствия мы делали разные вещи. Сначала не очень плохие: жгли почтовые ящики, кидали из окна пакеты с водой. Это приносило нам радость. Конечно нас ругали, но по-настоящему никто нас не наказал ни разу. Потом мы побили мальчика в нашей школе. Он никому не рассказал и нам понравилось.

— Ра, расскажи, что именно вам понравилось? — спрашивает Семен.

— Ну, он ничего не мог, а мы были сильнее.