на «общество, страдающее от подавленного насилия» и делали вывод: «Что-то прогнило в британском государстве, а недавнее хулиганство в Клактоне – лишь один из симптомов» (Tribune, 10 апреля 1964 года).

Сродни болезни. Одна из самых ложных, вводящих в заблуждение аналогий при объяснения проступка – сравнение с болезнью[122]. Люди каким-то образом «заражены» преступлением, которое «передается» от человека к человеку, поэтому нужно «вылечить болезнь». В отношении хулиганства с привязкой к большим общественным собраниям подобная аналогия используется еще чаще и может поддерживаться популярными версиями теории массовой истерии. Многие наблюдатели сравнивали модов и рокеров с распространяющейся социальной болезнью. The Guardian говорила о «недуге», который необходимо «вылечить»; по запоминающейся фразе д-ра Симпсона, некоторые были «заражены этим злобным вирусом». Одним из самых громких сторонников этой теории был г-н У. Р. Риз-Дэвис, член парламента от избирательного округа, в который входит Маргит:

Оно распространяется как болезнь. Если мы хотим остановить ее, мы должны суметь выгнать этих детей из школы, причем быстро… Мы должны немедленно избавиться от плохих детей, чтобы они не успели заразить хороших[123]. Вы должны выкорчевать таких детей… поместить их в специальную школу, чтобы другие не заболели… это источник заразы[124].

Закулисье. В этом мотиве поведение, которое было в значительной степени неорганизованным, спонтанным и ситуативным, рассматривается как хорошо спланированное заранее, как часть некоего заговора.

Пытаясь объяснить вывод, сделанный в результате опросов после убийства Кеннеди, а именно – большинство считает, что Освальд действовал не в одиночку, – Шитсли и Фелдман называют это убеждение «закулисьем» (cabalism)[125]. Если не рассматривать возможность, что это убеждение может оказаться правдой (такую возможность авторы не признают), их интерпретация этой тенденции имеет интересные параллели с делом модов и рокеров: «Вместо того чтобы указывать на широко распространенную паранойю и демонстрировать последствия экстремистской пропаганды [sic]… во многих случаях закулисье дает наиболее понятное и приемлемое объяснение». Люди, не склонные к другим объяснениям, приняв теорию заговора, могли представить ситуацию как более предсказуемую.

Та же тенденция к конспиративной мифологии очевидна в реакциях на такие явления, как беспорядки на расовой почве[126], студенческие демонстрации и – наиболее близкий пример к модам и рокерам – бунты и беспорядки на развлекательных или спортивных мероприятиях:

В нескольких сообщениях о беспорядках тщательное предварительное планирование приписывается небольшой группе преданных своему делу зачинщиков, которые якобы распространяли слухи до начала мероприятия и выбирали цели на месте. Но фактическое доказательство «планирования», в отличие от простого повторения обычных слухов, получить трудно[127].

В случае с модами и рокерами сильная форма мотива закулисья состояла из заявлений, что зачинщиком событий была, возможно, супербанда со штаб-квартирой в каком-нибудь кафе на автомагистрали Ml. Слабая форма мотива просто утверждала роль лидеров: сплоченный костяк преступно настроенной молодежи (перефразируя закулисное объяснение другого кризиса, забастовки моряков в 1966 году) привел доверчивую толпу к запланированному сражению. Газета Daily Telegraph говорила о «разрушительных беспорядках, которые были тщательно организованы и спланированы заранее… полиция недооценила степень организованного злого умысла».

Такие мотивы можно проследить по интервью, сделанным в фазе описания, с самопровозглашенными лидерами банд, а также по сообщениям о тайных встречах «высокопоставленных» полицейских и чиновников Министерства внутренних дел для рассмотрения «стратегии следующего нападения». Метафора «борьбы с преступностью» создает противоположный образ борьбы с законом и порядком.

Скука. Скука – наиболее часто используемое в отношении модов и рокеров единичное каузальное понятие – породила два типа мотивов.

Первый обвиняет общество, в частности школы, молодежные клубы и церкви, в том, что они не смогли предоставить молодым людям возможности развить различные интересы, творческий потенциал и целеустремленность. В своей проповеди, которая получила широкую известность, епископ Саутуэлла попросил молодежь «простить старшее поколение, которому слишком часто не удавалось задействовать вашу энергию». Скука рассматривается как правдоподобная причина инцидентов, вызванная изъянами социальной структуры. Применение теории возможностей к целям досуга можно рассматривать как социологически сложную версию данного мотива[128].

Второй тип мотивов указывает на возросшие возможности, доступные молодому поколению, о которых не могли и мечтать нынешние взрослые, и приходит к выводу, что если и существует нечто подобное скуке, то это дефект психологического профиля самой молодежи. Они страдают, как выразился менеджер в индустрии развлечений из Маргита, от «хронической неприкаянности». И если их интересы лежат за пределами того, что им щедро предлагает общество, то это только благодаря их жадности, гедонизму и неблагодарности: «Я сам не соглашусь с утверждением, что хулиганство – приговор всему обществу. Это приговор лишь тем, кто не может придумать ничего лучшего в самой красивой и разнообразной стране мира»[129]. Скуке здесь отводится роль «модной отговорки» или «красивой теории»: «…лень, эгоизм и похоть по-прежнему являются важными причинами»[130]. В этом мотиве есть нотка обиды и недоумения, которая перекликается с вечным родительским упреком: «после всего, что мы сделали для тебя…», тогда как сильная форма этого мотива на самом деле утверждает, что причина такого поведения кроется в ошибке – «мы дали им слишком много». Из тех высказываний, в которых упоминалась скука, около 35 % поддерживали мотив «нехватки возможностей», остальные – мотив «неиспользованных возможностей». Несмотря на идеологический разрыв между этими мнениями, они, как правило, дают общее обоснование для решений, направленных на то, чтобы «дать молодежи выход и чувство цели», будь то «отправить их в армию» или «создать лучшую службу по работе с молодежью». Мотив скуки также подразумевает для некоторых образ «ищущих потехи», который придает поведению оттенок безответственности и преднамеренности. Это заставляет отказаться от объяснений позитивистского типа даже тех, кто склонен принимать психологический или социологический детерминизм, и они готовы признать, что, если на делинквентность в целом могут влиять неполнота семей, отсутствие возможностей и в некотором смысле поведение, направленное на решение проблем, то моды и рокеры – просто неблагодарные гедонисты, жаждущие удовольствий. Это объяснение более созвучно стойким фольклорным элементам, характерным для таких социальных типов.

Дифференциальная реакция

Очевидно, что социетальная реакция – даже та ее часть, которая отражается в средствах массовой информации, – не однородна. Невозможно предположить, что образы описания и мотивы, обсуждаемые в этой главе, распространялись вовне и симметрично поглощались обществом. Стандартные исследования влияния СМИ показывают, насколько сложен и неравномерен этот поток; необходимо выяснить базовые вопросы о репрезентативности этих образов и мотивов, а также о том, существуют ли значительные различия по возрасту, полу, социальному классу, региону, политической принадлежности и т. д. Уже обработанные образы отклонений далее кодируются и усваиваются, исходя из множественности интересов,