Юра отправился на кухню снова ставить картошку: люди с работы. Уселись за стол впятером. Ирина на этот раз не отказывалась — за компанию картошка с сосисками неплохо пошла.

О Солнцевых больше не говорили. Аллочка рассказала, что ее Генка нашел наконец неплохую подработку у них в музее. Понятно, это она его туда и устроила. Она уже давно уговаривала его где-то зацепиться постоянно, чтобы каждый месяц хоть что-нибудь гарантированно получать. Конечно, Генка очень талантливый, но из таланта шубу не сошьешь, как известно. А в музее художнику хорошо: рабочий день ненормированный, будет помогать оформлять выставки, а в свободное время сколько угодно может заниматься творчеством. И на пленэр можно поехать, у него же будут свободные дни.

Обсуждали и музейные дела. В Историческом задумали новую выставку — «Наполеоновская армия в Смоленске». Материала много, руководит всем, конечно, Виктор Николаевич. Тут Таня, начавшая этот разговор, заметила, что Юрка погрустнел. Надо же, совсем не подумала, что он, наверное, скучает по своему Историческому. Она поспешила скорее закруглить тему.

Они с Аллочкой заторопились домой, Ирина тоже ушла. На дворе поздний вечер. Маша выпила лекарство и заснула. А Юра стал думать.

Жаркий август сменился дождливым сентябрем. Пепел, которым был засыпан город, пропитался влагой. На центральных улицах, хотя какие теперь улицы, домов осталось раз-два, пустота и руины вокруг, стоял запах тления и гнили. Адам Заславский радовался, что поселился в предместье: здесь воздух чище, веет свежестью с дальних лугов и от Днепра.

Затянувшееся пребывание в Смоленске тяготило всех. Адам не был исключением. Плохо было с едой, вид уничтоженного города навевал тяжелые мысли. Плохие вести приходили из Москвы. Кажется, и там повторялась уже знакомая история. Непонятно, как события будут развиваться. Хорошего для Великой армии — для армии-победительницы! — Адам Заславский уже не ждал.

Энтузиазм начала похода, первых его дней таял. Как все солдаты и офицеры, присягнувшие Наполеону, Адам все больше разочаровывался. Вера в скорое и славное объединение униженной Польши, горячо любимой Отчизны, за которую он сражался уже пять лет и в Европе, и здесь, в России, таяла быстро. Победа явственно оборачивалась поражением. Теперь Адам стал чаще задумываться о себе, о своей личной судьбе. Он отдал войне пять лет. Он был храбрым офицером. Он не изменил долгу ни разу. На войне он повзрослел: придя в Великую армию двадцатилетним восторженным юношей, сейчас он чувствовал себя умудренным жизненным опытом мужем. Так оно и было, на войне быстро взрослеют.

Обнаружение склепа предков, пожалуй, единственное, что продолжало его радовать. Адам сознавал, что этот сумрачный месяц в обожженном и враждебном городе показался бы ему еще более страшным, если бы не встреча с родными могилами. Едва ли не главным его занятием теперь стало восстановление склепа Кущинских.

Работы по приведению в порядок продырявленных ядрами наружных стен он поручил сторожу Зотову. Разумеется, этому мужику он ничего не стал объяснять. Сословные различия были существенны для Заславских и в Польше, а уж здесь, с этим полудиким, враждебно настроенным народом, Адаму и в голову бы не пришло объясняться.

Иван Зотов был во всем покорен, как и следует мужику. Строительные работы он знал не хуже крестьянских, в качестве кладбищенского сторожа и раньше, случалось, поправлял склепы по просьбе хозяев. Иван нашел подходящие кирпичи, приготовил раствор и заделал стены за два дня. Надземная часть теперь предстала в точности в том виде, как была до августовского сражения, только креста не хватало.

Внутрь, к гробницам, Заславский сторожа не пустил. В подземелье он все сделал сам и своей работой остался доволен. Теперь только изготовить и поставить крест. Нужно было ехать в город, к кузнецу Зябрину. Адам снова обратился к Роману. Второй раз за месяц жизни в Смоленске приходилось вступать в продолжительные разговоры с местными жителями. С Романом встретились у Королевского бастиона.

Разыскать Василия Зябрина оказалось не трудно, здешние все его хорошо знали. В городе осталось не больше тысячи жителей, и кузнец был одним из самых заметных. Кузня в центре города, недалеко от Блонья, уцелела. Хозяева, зажиточная польская семья, уехали из Смоленска еще перед сражением, утром 4 августа. Кузнец Василий работал у них по найму три года и уже успел приобрести славу лучшего кузнеца в городе. К нему обращались не только из Смоленска, но и из предместий, когда требовалась сложная ковка. Хозяева им вроде и дорожили, а стоило прийти беде — бросили. У Васьки трое детей, жена, мать-старуха — не везти же всех.

У самого Василия лошади не было, а как без лошади с лежачей матерью да с малыми детьми бежать? Он и остался. Пожар и ядра их обошли. Старуха-мать, правда, от страха в ночь на 6 августа померла. Но оставшиеся Васькины домочадцы не голодали. Хороший мастер всегда найдет чем прокормиться.

Хозяева, уходя, отдали ему ключ от кузни, велели присматривать. Васька продолжал работу, не отказывался и французам ковать, если просили, — платили и серебром, и побрякушками крадеными, случалось, и картошкой.

Жили они недалеко от кузни — немного пройти в сторону Никольских ворот. Домишко тоже уцелел. И французы на постой его не заняли, уж больно маленький был и ветхий, ветром качает. Этот домик Василий купил три года назад, когда перебрался в Смоленск. Раньше он работал в уездном городе Белый, тоже у хозяев. В Смоленск его переманили, пообещали хорошо платить. И действительно, Васька перед войной неплохо зарабатывал, но дом свой пока не построил. Он все откладывал деньги, мечтал о кузне — прежде дома хотел кузню собственную поставить.

Офицеры пришли после обеда, ближе к вечеру. Кузнец был на месте, один. Грелся на нежарком уже солнышке на крыльце. Потенциальным заказчикам Василий обрадовался, пригласил зайти. Внутри помещение кузни оказалось маленьким, наверное, из-за огромной печи с горном. Инструменты висели на стене, лежали на приступочке. В одном из углов на столике разложены выполненные заказы. Заславский подошел ближе, посмотрел.

Среди изделий были пара подков, попроще и посложнее, с выкованным рисунком, какое-то украшение витиеватой узорчатой ковки. Внимание Адама привлек непонятный предмет. Небольшой, почти кубической формы сундучок, очень прочно выкованный. Назначение его было неясно: сундучок был без крышки, просто железный кованый куб, по всей вероятности, полый внутри. Для чего он?

Заметив заинтересованность улана, кузнец улыбнулся.

— Енто сундучок такой, барин! С секретом сундучок! Ежели что схоронить надоть от чужого глаза. Вона как, смотрите!

Он взял лежащую рядом деталь, поднес к сундучку и нащупал пальцами на одной из стенок еле заметную вмятину. Показал ее Заславскому. Потом особым образом приложил детальку к вмятине, и одна из сторон куба откинулась. Адам засмеялся, сундучок с секретом ему понравился. Да и ключ в виде украшения был интересный. Хороший, умелый кузнец. Вот как, и в этом угрюмом народе встречаются мастера.