— А не знаешь ли ты, Иван, остался ли здесь в городе хороший кузнец?

Сторож обрадовался такому повороту разговора. Барину нужно то ли коня подковать, то ли починить чего.

— А как же! — воскликнул он. — Анадысь в город ходил картошку на соль менять и Ваську Зябрина видел. Не уехал Васька, семья большая у яво, куды поедешь. Ен хороший кузнец!

— А где искать Ваську-то?

— Ен в городе живеть, наверху тоись, за стеной. На Блонной улице. К яму и от нас кто побогаче ходили, ежели ковать надо. Кузня-то не яво тама, в городе, хозяева у его были, ляхи, уехали оне сразу, еще как началося тольки. А Васька тама на хозяина работал, усе к яму шли. Щас, сказал, хозяева удрали от хранцузов, он один тама остался: куды с детями малыми бечь.

— Ну что ж, иди пока. На вот тебе. — И Адам протянул ему мелкую монету.

Разговор многое прояснил. Адам и себя стал лучше понимать. Он обязательно восстановит склеп! И расскажет об этом отцу, когда вернется в Варшаву победителем и богачом. Отец будет им гордиться.

После ухода Демина Маша встала. Разговор испугал ее. Оказывается, в проходном дворе на нее напал вовсе не хулиган, позарившийся на сумку.

— Я уже хорошо, вполне нормально себя чувствую, — ответила она Юрке на требование соблюдать режим. — Но кто же это мог быть и зачем?

Юрка тоже выглядел удрученным.

— Боюсь, это связано с ограблением и другими событиями. Все как-то запуталось и затянулось, а мы даже не вполне понимаем, что происходит. Давай, Маша, подумаем. Что-то у нас медленно движется дело, хотя появились новые факты, и уже что-то связное складывается.

— Что же здесь складывается? Наоборот, все разваливается! — не согласилась Маша. — Если в квартиру залезали за железкой из Смядыни, то непонятно, зачем было меня по голове бить: железка-то уже у них.

— Да, это не совсем понятно, — согласился Юра. — Хотя очевидно, что хотели осмотреть сумку. Зачем, что в сумке искали — действительно неясно. Может, все же документ тот, из иконы? Они ж в квартире его не нашли. Откуда им знать, что ты его в музей передала? Кстати, ты сможешь нарисовать, как выглядела твоя завитушка? И почему ты не спрашиваешь, достала ли Юля документ?

Маша покраснела.

— А что тут спрашивать, конечно, достала. Юлечке всегда все удается, она же у нас умница-красавица.

Ей тут же стало стыдно. Тем более Юльку-то она сама позвала, кто же теперь виноват, что она такая дура. Дубина, идиотка неисправимая. Легче оттого, что она себя ругала, почему-то не становилось.

— Юрка, — она взяла его за руку, — не подумай, что я ревную, но скажи честно: тебе ведь нравится Юля? Не бойся, мы в любом случае останемся друзьями, — добавила она совсем тихо, потому что сердце сжалось.

Юра засмеялся — Маше показалось, что как-то делано, неестественно.

— Как может не нравиться Юля? — Он вздохнул. — Конечно, нравится. Юля умная, красивая, отзывчивая, хорошая подруга, вообще хороший человек. Но выводы ты делаешь совершенно не те.

— Почему не те? — Маша еще надеялась, и, выходит, не зря. — Потому что от «нравится» до, — он запнулся, — любви очень далеко. Маша, на твой прямой вопрос я отвечу тоже прямо: конечно, Юля нравится всем, и мне тоже. Однако я в нее отнюдь не влюблен, если ты это имеешь в виду, потому что… — Он резко остановился. — Давай пока оставим этот вопрос, а? Я вообще не имею права на такие темы рассуждать: я безработный, без всяких перспектив, я вор, которого презирают все знакомые, которому не подают руки недавние друзья. От которого учитель отвернулся, в конце концов!

Маша сидела, понурившись. Ей было стыдно. И Юрку расстроила, и сама дура дурой сидит — с больной головой полезла объясняться.

— Ладно, давай вернемся к тому, на чем остановились. Юля сфотографировала твой листочек. Очень интересный оказался документ, особенно в свете твоей находки-пропажи. Посмотри-ка.

Юрка открыл свой ноутбук, загрузил. На экране перед Машей появился ее листочек, тот, из иконы. Первое, что бросилось в глаза, — ее завитушка! Да, именно она, загадочная железная деталь была нарисована в нижней части листка — довольно крупным планом, собственно, в натуральную почти величину. Это был рисунок или даже чертеж — с цифрами: длина, ширина, как в школе на уроках черчения. Рядом с завитушкой, сбоку, какой-то вытянутый в высоту прямоугольник с метками в верхней части.

На верхней половине листочка был, как Маша и помнила, план. От одного объекта, обозначенного кружочком, к другому шла изгибающаяся линия. Внутри по ходу линии три прямоугольника, возле одного крестик. И какие-то сокращения латинскими буквами.

— Тетя Леля говорит, что это совершенно точно сокращения польских слов. Если принять, что они обозначают объекты, тогда верхний кружочек — это, возможно, обозначение Свирской церкви, видишь, здесь не стерлось Św. Kościół, а нижний — монастырь Бориса и Глеба. Смотри, вот эти буквы: B. и G. Ты понимаешь, что это значит?

— Это значит, что там есть подземный ход! И у нас его план! — воскликнула Маша.

— Или был, так вернее. Там был подземный ход. Я бы, может, и сомневался, что речь действительно о Свирской церкви, если бы на нее не указывало письмо Никифора Мурзакевича к тетке, то самое, пропавшее. Именно возле Свирской церкви отец Никифор нашел умирающего поляка. Письмо пропало после того, как в архиве побывал Якуб. А Якуб приехал специально, чтобы искать старинный польский склеп. Надеюсь, против этого ты не станешь возражать?

— Да, — протянула Маша, — Якуб, конечно, склеп ищет. Он ведь и не скрывает, что ищет склеп. Но, надеюсь, меня не Якуб по голове шмякнул до сотрясения мозга?

— Вот уж не знаю. Во всяком случае, я должен пойти и на месте все посмотреть. Как ты себя чувствуешь? Сможешь побыть одна?

— Как это побыть одна? Я с тобой пойду!

— Об этом не может быть и речи! — строго остановил ее Юра. — Сотрясение мозга — штука коварная. Если врач сказал лежать, значит, надо лежать. Давай попросим тетю Лелю или Иру посидеть с тобой, пока я приду. Одну тебя оставлять тоже не хочется. Кого лучше позвать?

В это время в дверь позвонили. Юра пошел открывать.

В дверях стояла Ирина. На площадке были слышны голоса. Дверь в квартиру Солнцевых была распахнута.

— Вы еще не знаете? — Ирина дрожала от волнения. — Сашку Солнцева убили!

Накануне с утра братья Солнцевы проснулись в плохом настроении. Выпивки еще вчера не хватило, а сегодня уже и вовсе неизвестно было, где брать. Деньги кончились. «Настойку боярышника» из аптеки и ту всю выпили. Хотя от нее у Сашки сердце начинало болеть. Вот, говорят, лекарство — а какое же оно лекарство, если от него, наоборот, болит?

Андрей пошел на кухню печь блины. Мука оставалась еще с тех пор, как он почти два месяца проработал на мелькомбинате, много тогда муки притащил. Когда денег не было, они блинами питались, вкусно и калорийно. Разбалтывали на воде, жарили на гусином жире, который в прошлом месяце у бабки из погреба сперли. Эх, неплохо тогда получилось. И солений в том погребе было полно, молодец бабка, заготовила. Продали их тогда — водки купили.