Виктор Суворов, приведя это свидетельство, обвиняет Жукова во лжи и возлагает на него ответственность за решение Сталина перейти в наступление по всему фронту под впечатлением столь преувеличенного сообщения об успехах (Суворов В. Тень победы. С. 213–214). Мы поставим вопрос иначе: речь снова идет о «вынужденном очковтирательстве», когда тоталитарному лидеру докладывают не то, что есть, а то, что ему хотелось бы услышать. Но вот вопрос: почему Сталину хотелось услышать именно это? Почему ему так хотелось перейти в явно преждевременное наступление по всему фронту? Если посмотреть на ситуацию в глобальном масштабе и вспомнить, кто и зачем начал Вторую мировую войну, то поведение Сталина покажется отнюдь не ошибочным и тем более не глупым.

Вспомним, что 7–8 декабря 1941 г. наконец-то вступили во Вторую мировую войну США. Это обстоятельство не только усилило антигитлеровскую коалицию, но и радикально изменило соотношение сил внутри нее в пользу западных демократий.

Правда, начало войны было для США, мягко говоря, не самым удачным: после катастрофы американского флота в Пёрл-Харборе японцы за полгода захватили Юго-Восточную Азию и ряд островов в западной части Тихого океана. Однако не надо было обладать умом Сталина, чтобы понимать: неудачи американцев — явление временное, вызванное их полной неготовностью к войне (о том, что Америка к войне не готовилась вообще никак, по крайней мере, года до 1940-го, мы еще поговорим более подробно), а в перспективе Америка способна развернуть громадные военные силы и добиться больших военных успехов.

Если дать американцам время на это, то о единоличной победе над Германией и Японией и «освобождении» всех захваченных ими территорий придется забыть — значительную часть этих территорий займут американцы и англичане.

Вывод: необходимо во что бы то ни стало покончить с Германией раньше, а затем нанести удар и по Японии. Очевидно, и воздушно-десантные корпуса, о которых говорилось выше, готовили в расчете на то, что в скором будущем удастся-таки переломить ситуацию и использовать «крылатую пехоту» в наступательных боях. Сталин не мог не знать, что наступление Гитлера выдыхается, и надеялся победить в Европе до того, как американцы добьются перелома в войне с Японией.

Кстати, о Японии. Когда в декабре 1941 г. японцы высадились на Филиппинах и встретили более упорное, чем ожидали, сопротивление американцев и филиппинцев, японский командующий генерал Хомма запросил подкреплений из состава Квантунской армии. В этом ему было отказано (Яковлев H.H. 3 сентября 1945 г.// Избранные произведения. М., 1990. С. 537). Почему?

Ответ на вопрос прост, и его дал американский генерал Макартур (в тот момент командовавший войсками США на Филиппинах): «Надежная информация, полученная здесь, показывает, что враг больше всего боится вступления в войну России» (Там же. С. 538).

Советско-японский договор 13 апреля 1941 г. вызвал негативную реакцию как в Германии и Италии, так и в США, Британии и Китае (вплоть до американских экономических санкций против СССР и враждебного отношения к нашим военным советникам в Китае), однако советский посол заверил тогда руководство Китая, что «войска против Квантунской армии, наоборот, будут усилены» (Славинский. С. 109–113).

И действительно, усиление Дальневосточного советского фронта продолжалось. За первое полугодие 1941 г. туда были переброшены, например, 35-я (!) армия, 235-я механизированная и 59-я танковая (т. е. только что сформированные) дивизии, пятый корпус стратегической авиации и т. д. (История Второй мировой войны в 12 томах. Т; 3. С. 436). Неудивительно, что Япония, приняв 2 июля 1941 г. решение о войне против США и Британии, в тот же день решила усилить Квантунскую армию с 300 до 600 тыс. чел. (Там же. Т. 4. С. 20–21,252).

Вплоть до лета 1942 г. советские войска на Дальнем Востоке превосходили японскую Квантунскую армию почти вдвое при несравненно лучшем вооружении: весной 1941 г. в Квантунской армии было 12 дивизий общей численностью 300–400 тыс. чел. (Там же. С. 20–21), осенью — 600–700 тыс. чел. против 1 343 000 у СССР (Там же. С. 252). Только за 1942 год с Дальнего Востока было переброшено на фронт против Германии 16 советских дивизий (Там же. Т. 5. С. 338), т. е. по той же пропорции не менее полумиллиона человек; до этого же против Японии было 47 дивизий и три бригады (то есть миллиона полтора).

При всем при том переброска советских армий с Дальнего Востока на германский фронт нисколько не означала уменьшения численности войск Дальневосточного фронта. Дело в том, что командующий Дальневосточным фронтом генерал армии И.Р. Апанасенко тут. же заменял переброшенных на запад вновь мобилизованными: на свой страх и риск; никого не спрашивая, он объявил мобилизацию всех возрастов до 55 лет, а также начал освобождение заключенных из лагерей. В результате, перебросив против Германии за первый год Великой Отечественной 22 дивизии, Апанасенко не уменьшил численность войск, располагающихся против Японии. Более того, вплоть до лета 1942 г. численность этих войск росла. Кстати, на этой почве имели место серьезные перепалки между союзниками по «Оси»: немецкая разведка настаивала, что СССР перебрасывает войска против Германии, тогда как японцы отвечали, что ни одна советская дивизия мест дислокации не покинула (Суворов В. Очищение. С. 282–283). Очевидно, это обстоятельство не могло не внушать японцам опасений, особенно после того, как Красная Армия погнала немцев от Москвы.

Более того, в момент наибольших первоначальных успехов японского оружия (зима 1942 г.) некоторые представители американского истеблишмента пали духом и сами обратились к СССР с просьбой о помощи против Японии. Тот же Макартур, например, сделал это 23 февраля 1942 г., приурочив свое выступление по радио к 24-й годовщине Красной Армии (Яковлев H.H. 3 сентября 1945 г. С. 538, 543). Итак, американцы сами приглашают Сталина использовать японский «ледокол» в своих целях! Ситуация уникальная, которая — и это было ясно Сталину тогда — никогда больше не повторится. Ясно, что, оправившись от первоначального шока, вызванного японским нападением, союзники больше никогда такой слабости не проявят. И Сталин мог себе позволить этим не воспользоваться?! Но сначала надо было побыстрее разгромить Германию…

Но чтобы наступать с применением воздушного десанта, необходимо господство в воздухе. Летом 1941 г., готовя операцию «Гроза», рассчитывали достичь этого внезапным ударом по немецким аэродромам. А полгода спустя на что рассчитывали?

А вот на что. Даже по официальным советским данным, у немцев к декабрю 1941 г. было под Москвой 600 самолетов против 850 советских. Наступая, немцы держали их, надо думать, не очень далеко от линии фронта, и Жуков вполне мог рассчитывать внезапным контрнаступлением уничтожить их прямо на аэродромах. Как это однажды уже удалось ему — в августе 1939 г. на Халхин-Голе.

Однако неожиданно «контрнаступление», начавшееся, как известно, 5–6 декабря 1941 г., превратилось в просто наступление. Накануне, 4 декабря, войска Вермахта получили приказ перейти к обороне. С точки зрения оборонительной войны начало наступления было успехом: протяни Красная Армия с переходом в наступление еще неделю, ей пришлось бы столкнуться с хорошо подготовленной обороной противника. Так четверть века спустя Жуков и скажет К. Симонову (Симонов К Глазами человека моего поколения. С. 329–330).