– Ого! – вырывается у меня. Оказывается, мы с Чарли стоим на узенькой ровной площадке, притулившейся к скале. – Это изумительно!

Но поражает не только эта площадка, скрытая от посторонних глаз, но и открывающийся вид.

Из этого тайного уголка на многие мили вдаль видны лишь ярко-синее море да голубое небо над ним.

– Обалденно, – говорю я, не сводя глаз с панорамы моря. – Как ты нашел это место? Случайно?

– Да.

Чарли по-турецки садится на сухую охапку папоротника, оставленную, видимо, для удобства тех, кто захочет подолгу любоваться видом отсюда. Я устраиваюсь возле него.

– Когда мама умерла, мне хотелось держаться от всех подальше. Однажды бродил, не зная, куда деваться, и нашел этот уголок.

– Удачно, – ляпаю я и тут же чувствую себя полной дурой. Вечно что-нибудь брякаю в таких ситуациях. – В смысле нам всем нужно такое убежище, когда теряешь кого-то дорогого.

Чарли косится на меня.

– Так ты тоже, да?

– Что?

– Кого-то потеряла?

Я колеблюсь мгновение, но тут же выкручиваюсь.

– Да, бабушку. Я потому и приехала в Сент-Феликс.

– Да, конечно, – кивает Чарли. – Твоя бабушка. Я забыл, извини.

Несколько минут мы молча смотрим на чаек, кружащихся над волнами и время от времени стремительно кидающихся вниз за добычей.

– Так почему ты не любишь толпу? – спрашивает Чарли. – Тебе же явно стало плохо там, в магазине.

– В детстве был несчастный случай, связанный с толпой. С тех пор у меня фобия.

– Ясно. – Чарли призадумывается. – Так вот почему оказалось так легко тебя увести.

– Наверное. И это, и много всего.

– Не хочешь выговориться? – Чарли произносит это с таким же трудом, с каким, я заметила, он только что упоминал свою маму. – Знаю, так обычно спрашивают. Это не означает, что кто-то готов тебя слушать, но так принято.

Я улыбаюсь.

– Не хочу. Наговорилась за эти годы. Не скажу, чтобы это помогло.

– Мне тоже, – говорит Чарли. – После мамы нас долго таскали по консультациям. – Он криво усмехается. – На Бронте подействовало, но она была младше. Насчет папы не знаю, он все держал в себе. Ему это вообще свойственно. Думаю, Майли помогла ему лучше любого специалиста.

– Правда?

Я задумываюсь о Джейке и Майли. Кажется, они обожают друг друга.

– Да, могу только сказать спасибо тете Кейт и дяде Бобу из Штатов. С папой было совсем худо, пока они не предложили ему взять Майли. Когда она вошла в нашу семью, не только ему, нам всем полегчало. С того дня мы начали приходить в себя. И это благодаря обезьянке.

– Она такая милая.

– Это Майли-то? – Чарли усмехается. – Попробовала ты с ней ужиться! Я думал, Бронте одна такая упертая.

Я ухмыляюсь.

– Бронте еще ничего. Видел бы ты меня в ее годы.

– Бунтарка, да? – Чарли подмигивает. – Тебе ведь понравилось, когда я тебя так назвал?

– Я была куда хуже твоей сестры, это точно.

– Не верю. – Чарли скептически смотрит на меня.

Я собираюсь с духом.

– У меня были проблемы не только со школой, но и с законом.

У Чарли обалдевший вид.

– Что, серьезно?

– Настолько серьезно, что несколько раз даже арестовывали. Ночь в камере отлично излечивает от бунтарского настроя.

– Могу себе представить. А это как-то связано с твоим братом? Ты говорила, что он был толковым.

– Ой, смотри, какие тучи. – Я указываю на облака далеко у горизонта. – Нам лучше вернуться.

И смотрю на Чарли. Кажется, он ничего не понял. До сих пор все шло хорошо, но я не в состоянии говорить об Уилле.

– Конечно, – говорит Чарли, поднимаясь на ноги. – Ясно. Ну, теперь ты знаешь это место, и, если станет невмоготу, тебе есть куда спрятаться.

Я открываю рот, чтобы поблагодарить его, но он продолжает:

– Знаешь, я вообще-то соврал. – Он смотрит мне прямо в глаза. – Насчет этого места. Будто я случайно на него набрел.

– А разве нет?

– Нет. – Он поворачивается и смотрит на море. – Я искал, откуда прыгнуть.

– То есть?

– Прыгнуть, – повторяет Чарли. – В море. Сразу после того как умерла мама и в доме стало совсем нестерпимо. Вот я и съехал вниз по этим ступеням и очутился здесь. А то, наверное, мы бы сегодня с тобой не разговаривали. Это место спасло меня, во всех смыслах.

Я не могу поверить услышанному. Даже в самые мрачные периоды я не думала о том, чтобы оборвать собственную жизнь. Но, как всегда, столкнувшись с чужим горем, я не знаю, что сказать.

– Спасибо, Чарли. – Я замолкаю в замешательстве. Обнять его? Нам обоим будет неловко. – Я понимаю, каково делиться чем-то подобным. Правда понимаю.

– Знаю, что понимаешь, – говорит Чарли. – Знал, как только тебя увидел. Хоть я и не бунтарь, как вы с моей сестрой, но родственную душу всегда чувствуешь, верно?

Я киваю. И, не давая себе передумать, быстро обнимаю его.

И с несказанным облегчением чувствую, как Чарли обнимает меня в ответ.

Мы вдвоем идем обратно в город и болтаем о всякой чепухе. По счастью, все откровения остались позади, среди скал. Ближе к Сент-Феликсу мой мобильник начинает ловить сигнал и тут же одно за другим бегут сообщения.

Бип-бип.

Эмбер: «Где ты? Все в панике. Давай обратно».

Бип-бип.

Эмбер: «Поппи, что случилось? Беспокоимся».

Бип-бип.

Джейк: «Поппи, у тебя все в порядке? Эмбер говорит, ты исчезла. Дай знать, что все хорошо. Джейк».

– Тебя потеряли? – спрашивает Чарли, у которого тоже разоряется телефон. Он вытаскивает его из кармана и смотрит на экран. – Папа. Перезвоню-ка я ему.

Я пытаюсь набрать сообщение Эмбер, когда Чарли дозванивается до Джейка.

– Привет, пап… Да, я в порядке… Да, она со мной… Конечно. Ладно. Пока.

Чарли опускает мобильник.

– Папа у вас в магазине. Кажется, из-за тебя Эмбер на стенке сидит.

Я строю гримасу.

– Давай-ка туда побыстрее, а то там переполох будет.

В «Гирлянде маргариток» намного спокойнее, чем пару часов назад. Я осторожно заглядываю в дверь и вижу, как Эмбер за бабушкиной конторкой расставляет на подносе оставшиеся пирожки, а Джейк вооружился метлой и убирает лепестки и листья, усеивающие пол.

– А вот и бродяга вернулась, – говорит он, поднимая голову. – Точнее, оба бродяги.