Муся сразу же забрала Степика в свое полное пользование, и тот начал ходить за ней, как рослый паж за крошечной принцессой. Митя – бывший Генерал Козявкин, тоже проводивший у Марины почти все время, потому что Юля опять была беременна и дохаживала последние недели, обижался и ревновал, потому что раньше Муся была его подружкой. Когда они собирались все вместе, Марина не могла налюбоваться на этот цветник, который Лёшка называл Третьим интернационалом: «дети разных народов». И шоколадный Степик с жесткими кудряшками, и светловолосый голубоглазый боровичок Ванька, и рыжий веснушчатый Митя – все подчинялись крошечной Мусе, которая, кокетливо встряхивая черными кудрями, ловко управляла мальчишками, так что Лёшка только головой качал: «Ты смотри, наша-то, наша! Княгиня Марья Алексевна!» А Марина думала: «Надо было еще девчонку родить, а то избалуют мужики Мусю. А может, еще не поздно?»

На сороковой день у Свешниковых собрались только свои – выпили, помянули, поговорили. Анатолий подсел к Марине – он был тяжело, как-то мрачно пьян – положил руку на спинку стула и сказал ей на ухо громким шепотом:

– Я соскучился.

Марина покосилась на Лёшку – тот отвернулся, но на скуле загорелось красное пятно – заметил.

Марина осторожно выскользнула из-за стола и ушла в библиотеку. Конечно, Толя нашел ее там – встал, преградив путь к двери, и прижал к дверце книжного шкафа.

– Толя, прекрати это. Я тебе сказала – я не Валерия. Я не могу ее заменить.

– Это точно, ты не Валерия… Ты не такая ледяная.

– Да что ж такое-то!

– До тебя только дотронься, ты и вспыхнешь.

Марина, наконец, разозлилась и с силой ударила его по щеке. Он мгновенно протрезвел, встряхнулся и отошел к столу. Сел в кресло, опустив голову. Потом тихо сказал, глядя в пол:

– Прости. Я забылся. Не уходи.

– Толя, возьми себя в руки. Я тебе говорила: ничего у нас не будет, никогда.

– Этого больше не повторится. Прости. Привык я, что ты все время здесь. Без тебя мне и поговорить не с кем.

– Поговорить – пожалуйста, сколько угодно. Спать я с тобой не буду, не надейся даже.

– Да я и не надеюсь.

– Послушай меня. Толя, я двоих похоронила подряд: маму и близкого человека. Это тяжело, так что я тебя понимаю как никто. Мне было очень плохо, Леший меня спас. В буквальном смысле спас – со дна реки вытащил.

– Я не знал этого. – Анатолий поднял голову и посмотрел на нее. Марина поняла – он потрясен ее словами.

– И я одно поняла: чтобы выжить, надо о себе забыть, о своих страданиях. Тебе есть о ком думать. Ты про девочек-то помнишь? А они даже подойти к тебе боятся. А Степочка? Вот скажи мне, где он сейчас?

– Как – где?

– Он у нас.

– Почему у вас?

– Да потому что тут он никому не нужен! Где ты был все это время? Утешался? У тебя дети, ты теперь – глава семьи. Что ты делаешь?

– А ты жесткая. – Он усмехнулся. – Так и надо со мной.

– А сегодня – что это такое? Ты специально Лёшку дразнишь?

– Ну, не без этого.

– Зачем ты мне жизнь осложняешь? Ты развлекаешься, а я…

– Я не развлекаюсь. Как я вам завидовал, ты бы знала!

– Ты – нам?

– Я – вам. Лёшке твоему завидовал. Он на тебя только посмотрит, а ты и поплыла. Так смешно ревновала его.

– Я не понимаю. Вы же с Валерией?..

– Мы же! Много ты знаешь.

– Мне казалось…

– Я ее боготворил. Но ты представь, каково это, жить с женщиной, которую ты хочешь, а она… Марин, ей это вообще не нужно было. Сначала она детей хотела, потом, когда девчонки родились… Она это называла – гимнастика. А мне не гимнастикой с ней заниматься хотелось – любовью, понимаешь?

– Так она что же?..

– Вот именно. Сломалось в ней что-то, еще в юности.

– Господи!

– Знаешь, чем она зарабатывала? До нашей с ней встречи? Очень дорогая женщина была, высшего класса. Женщина-удача. Потом – все, сказала, хватит. Денег я заработала, хочу семью, детей. Только вот с детьми не получалось – долго старались.

– Как это – женщина-удача?

– Читала, в Древней Греции гетеры были? Аспазия, Таис Афинская, как у Ефремова? Гетера – значит спутница. Вот и она была такой спутницей – той, что дорогу указывает. Она карьеру – что карьеру, судьбу! – устраивала тому, кто с ней был. Никаких связей не надо было, никаких денег, если она рядом. Но жестко все обговаривала: сколько вместе, чего он хочет, за любовь отдельная плата была. Договор кончался – все. Я полгода ее с кем-то делил, потом только рассказала. Валерия все мне дала, грех жаловаться. Кроме самого главного. Не было в ней любви ни капли. Ни любви, ни тепла. Жена, друг – это да. Хороший друг. Но не возлюбленная, понимаешь? Поэтому и женщины всегда были на стороне, и она на это глаза закрывала. Так и жил, пока ты… Пока вы с Алексеем не появились. Тут-то и понял, чего мне не хватает.

Марина молчала, нахмурив брови: «Так вот оно что. Надо же, Леший-то прав оказался».

– А ты знаешь, как мы с ней познакомились? Ты удивишься – у нас с тобой гораздо больше общего, чем ты думаешь.

Анатолий мрачно брел по Крымскому мосту и чувствовал себя таким же старым, как этот мост. Мост его словно зачаровал – он ходил по нему уже целый час и никак не мог вырваться. Собственно, идти ему было некуда. Полгода назад он, наконец, демобилизовался и вернулся домой, в небольшой городишко дальнего Подмосковья – к разбитому корыту. Мать умерла, старший брат допился до белой горячки, а жена Верка, устав ждать, бросила его и уехала в Москву. Пару месяцев и он пил, не просыхая, с такими же алкашами, как брат. Душа горела! Он вернулся с войны, о которой и знать никто не знал. С него взяли подписку, и он молчал, как в танке, но по ночам задыхался от кошмаров, рычал и бился лбом о стену, вспоминая сожженные напалмом вьетнамские джунгли и грохот советских ракетных установок. Как жить, он не понимал. Он не знал такого термина: «посттравматический синдром», да если б и знал – чем бы это ему помогло?

По-хорошему, надо бы доучиться – но все валилось из рук. Его выгоняли то с одной работы, то с другой: там подрался, там разбил машину – он заводился мгновенно, круша все вокруг, а сила у него была немереная. Потом вдруг решил, что надо разыскать Верку – зачем, и сам не понимал. Они поженились сразу после школы – Вера пришла к ним в восьмом классе, и после долгой разлуки он плохо помнил, как выглядела сбежавшая жена. Помнил что-то светленькое и мелкое.

Но так хотелось… Даже не секса, нет! Хотя и этого тоже, но тут-то проблем не было: девчонки определенного сорта на Анатолия так и вешались. Правда, быстро сбегали, после того как узнавали его бешеный нрав. Ему так хотелось любви, понимания, ласкового взгляда! Так хотелось забыться, уткнувшись в мягкую женскую грудь – чтобы теплая рука гладила по голове и утешала: «Все пройдет, мой мальчик! Все пройдет!» Почему-то он решил, что Верка, увидев его, сразу одумается и они, взявшись за руки, уйдут вместе… Куда, он еще не придумал. Главное было найти Верку!