удаляющимся всадникам и довольно жмурюсь. Я добился чего хотел, Сартак не только увидел мощь моего оружия, но и уяснил, что меня нельзя использовать как пешку. Я ему нужнее гораздо больше, чем он мне!

Еще за эту встречу, к своему сожалению, я понял, что не хочу иметь дело с этим человеком.

«У него гордыни больше, чем мозгов! — Разочаровано бормочу про себя. — Ишь умчался! Вспыльчив и несдержан, с таким невозможно договориться».

Тяжело вздохнув, иду к своей кобыле и мысленно прикидываю расклад.

«Для будущей игры с Золотой Ордой у меня на доске имелось три фигуры: Батый, Сартак и Берке. Батый через два года умрет и потому отпадает. Сартака отравят через год после смерти отца, но это еще можно и поменять, было бы желание! — Желания у меня после встречи сильно поубавилось, и я подумал о третьей кандидатуре. — Остается Берке! Надо бы с ним потолковать, может слухи о его жадности преувеличены. Может, он вполне адекватный малый!»

Улыбнувшись, я запрыгиваю в седло и поворачиваюсь к Турслану.

— А что, Берке не изъявлял желания поговорить со мной⁈

Старый нойон бросает на меня вопросительный взгляд, и я добавляю.

— Надо же выказать уважение и занести дары всесильному ханскому брату!

Часть 1

Глава 10

Начало сентября 1253 года

Вновь стою на коленях, уткнувшись лицом в ковер, и думаю, что с этой процедурой пора завязывать, уж больно раздражает.

Берке смотрит не на меня, а на гору подарков, что складывают перед ним. Почему-то я абсолютно уверен, что в этот момент он считает, сколько ему подарено, меньше или больше, чем брату. Его взгляд оценивает каждую вещь, сравнивает с тем, что он видел в шатре Батыя, и пока на его лицо написано удовлетворение увиденным.

По этому поводу я не волнуюсь, все сделано в полном соответствии со строгими порядками монгольской этикета. Дары Берке с точностью повторяют то, что было подарено Батыю с той лишь разницей, что каждая позиция уменьшена примерно на одну десятую часть. Ну и конечно, нет кремниевого ружья. Оружие, подаренное хану, не положено держать в руках подданному.

С этими подарками головняк еще тот! Кому сколько дать, чтобы никто не обиделся и при этом учесть все тонкости монгольской иерархии⁈ Все эти пункты и пунктики по большей части в головах самих монголов, а если и прописаны где, так мне к этой информации доступа нет. Ошибиться тут проще простого, а за этим мгновенно последует недовольная реакция или еще что похуже. Пока от серьезных промахов меня спасает опыт боярина Малого и немногочисленные советы Турслана Хаши

В случае с ханским братом он мне так и сказал.

— Берке щепетилен до крайности, но он хоть и всемогущ, все ж не хан и получить должен на десятину меньше.

Про оружие тоже он предупредил, и хотя второй такой аркебузы у меня все равно нет, я Турслану благодарен. Без него мне тут в Орде было бы в сто крат тяжелее.

Вижу, что закончив подсчет, Берке перевел взгляд на меня.

— Поднимись, урус! — Выдержав паузу, он милостиво указал на приготовленное рядом с собой место. — Сядь здесь, я хочу поговорить с тобой по-дружески.

Сказав, он преисполнился таким внутренним самолюбованием, что оно легко читается на его круглом, скуластом лице: «Посмотрите, какой я милостивый и великодушный, позволяю жалкому урусу даже не княжеского сословия сесть рядом с собой! Да за такую милость он должен мне ноги целовать!»

Стараюсь не заводиться и тушу в себе раздражение. Это мешает делу, а дело прежде всего! Эмоции, обиженное эго, все это на потом! Когда-нибудь поквитаемся!

Ханский брат дает знак, и передо мной ставят пиалу с кумысом. Это по монгольским традициям величайшая милость, и я вновь склоняю голову в знак своей безмерной благодарности.

— Расскажи мне о своих планах, урус.

«Вроде бы просьба, а прозвучало как приказ!» — Мысленно усмехаюсь на эту гипертрофированную самовлюбленность монгольского сановника.

Кроме дальних планов на будущее, этот человек нужен мне прямо сейчас. Дело в том, что именно ханскому брату принадлежат все северокавказские степи, и без его согласия ни о какой торговле с Кавказом и строительстве верфи в устье Волги не может быть и речи.

Все это мелькает в моей голове, пока я держу паузу и делаю вид, что глубоко задумался. Тишина явственно заполняется нетерпением Берке, и я начинаю.

Рассказываю ему о своем грандиозном замысле торговли с Ираном, Азербайжаном, а в дальнейшем и с Индией. Он внимательно слушает, и я вижу, что мои прожекты вызывают у него одобрение.

Не прервав меня ни разу, Берке задал вопрос, только когда я закончил.

— Что тебе для этого надо?

Тут я уже начинаю вдаваться в детали, мол речные корабли не подходят для моря и надо строить другие. Для этого нужна верфь, лучше всего в самом устье Волги.

После этого наступает долгая тишина, и Берке, погрузившись в себя, обдумывает мои слова. Наконец, он зыркнул на меня узкими прорезями глаз.

— Моя доля какая⁈

«От таких инвесторов кони дохнут! — Мысленно выругался я. — Нет чтоб сказать, я хочу стать пайщиком, каков уставной капитал вашей компании⁈»

Нет, Берке хочет бакшиш, и прямо сейчас!

«Еще ничего не построено, еще ни одной доски не завезено, а мой дорогой „партнер“ уже требует денег! — Не удержавшись, вновь отпускаю порцию злой иронии. — С таким партнерами по миру пойдешь!»

Смотрю прямо в узкие нацеленные мне в лицо глаза и нарочно начинаю со смехотворной суммы.

— Десять золотых арабских динаров в год за место под строительство!

В ответ Берке даже не стал сдерживаться.

— Да ты издеваешься, урус⁈

Я невозмутимо развожу руками

— Так ведь это только пока там голое поле, а как отстроимся…

Монгол обрывает меня на полуслове.

— Десять динаров! Ты посмел предложить мне такую ничтожную сумму!

Эта реакция нужна мне, чтобы понять готов ли он реально обсуждать мое предложение и на какую мзду рассчитывает. Мне бы не хотелось завышать планку.

«Судя по всему, готов!» — Делаю резонный вывод и начинаю понемногу повышать сумму.

После долгих разборок и неоднократных угроз лишить меня головы, остановились-таки на восьмидесяти динарах и договоренности, что корабли, идущие в Персию или с Гилянского моря, будут платить за проход по его земле по десятине с товара. Это, бесспорно, беспредел, ведь еще одну десятину придется уплатить хану, но я соглашаюсь.